Дневники и записные книжки (1909)

Не знал и не знаю ни одной женщины духовно выше М[арьи] А[лександровны]. Она так высока, что уже не ценишь ее. Кажется, так и должно быть и не может быть иначе.

19 Ф. 09. Я. П.

Хорошо спал. Поправил "Непонятное", начал "Детск[ую] мудрость". Просмотрел "Дьявола". Тяжело, неприятно. Хорошо думал во время верховой езды. Думал первое то, что

1) Надеяться, ожидать чего-нибудь разумный человек может только одного: смерти.

2) Надо в жизни не ожидать будущего, а готовиться к жизни в настоящем.

Очень ясно чувствую, испытываю радость, успокоение, свободу жизни только для Бога, в Боге.

20 Февр. Я. П.

Всё так же, как вчера, тяжелое физич[еское] состояние. Вероятно, печень, и ничего не могу работать. Взял б[ыло] Павла, перечитал. Могло бы быть не дурно, но нет охоты. Нет охоты и к Детскому. Письмо от Петрова - не совсем. Надо отвечать. Тут Миша с женой и своячен[ицей]. Оч[ень) приятны. Записать нечего. Едва ли буду в состоянии писать художественное. Поправил Номер Газеты - нехорошо. Вчера и третьего дня с Ч[ертковым] хорошо говорил[и]. Но к вечеру страшно слаб.

21 Фев. 1909. Я. П.

Вчера хорошо гулял пешком, и среди не думанья вдруг мысль, и хорошая, и оч[ень] хорошая. Запишу. Попробовал "Павла". Вижу возможность. С Ч[ертковым] хороший разговор. Нехороший, задорный разговор с Зосей об искусстве. Записать:

1) Мы, крошечные отделенные существа с нашими случайными внешними чувствами (таких чувств может быть миллионы разных. Мы и видим разные у животных), мы этими чувствами творим мир, нами познаваемый, с микроскопическими животными и небесными телами, и живем в полной уверенности, что мир действительно такой, и такой только и есть. Какая глупость! Не говоря уже о том, ч[то] мир-то этот нелепый в бесконечном времени вперед и назад и в бесконечном пространстве, с бесконечно великими частями материи и такими же бесконечно малыми частицами материи, т. е. совершенная чепуха, не говоря уже об этом, разве не очевидно, что то, что мы называем действительно существующим миром, есть произведение чувств одного, случайно одаренного известными, исключительными чувствами существа человека. Так что тот мир, к[отор]ый мы воображаем, ч[то] существует один, есть только одна из бесчисленных возможных случайностей. Знаем же мы, что это так, п[отому], ч[то] знаем по участию в нем, что есть другой мир, независимый от тех или иных чувств, мир духовный, - один, только один. Этот другой мир мы не можем сказать, ч[то] знаем, но можем н должны сказать, ч[то] он есть. И знать то, что он есть - великое благо.

Забыл записать: Забота о славе людской, о мнении людей не есть одна из слабостей людских, один из соблазн[ов], как думают многие, нет, это соблазн из соблазнов. На нем почти все, если не все грехи людей: и богатство, и ученость, и властолюбие, и раздражение, и ненависть, и отчаяние, всё на этом. Для того, чтобы почувствовать всё губительное значение этого ужасного соблазна, стоит только представить себе жизнь, свободную от него, жизнь, посвященную всю исполнению воли Бога, с совершенной беззаботностью о суждении людей. Только представить себе это живо во всех случаях жизни - и представится удивительная, неиспытанная свобода и сознание своего человеческого, божественного назначения. (Не умел ясно выразить, ч[то] чувствовал.)

22 Фев. 1909. Я. П.

Вчера хорошо ездил далеко верхом и хорошо думал. Дома вечер большая слабость. Был Ч[ертков]. Как всегда, хор[оший] разговор. Нынче опять чудное утро, но очень слаб. Записал оч[ень] плохо Д[етскую] М[удрость] и ничего не могу делать. А многое хочется. Что-то надо б[ыло] записать важное - забыл. Одно помню: о "свободе воли". Как неправильно говорить о "свободе воли". Точно как будто кто-то от чего-то освободился.. Свобода света, свобода тяготения. То, что называют свободой воли, есть сама жизнь, то, что мы называем жизнью, но что и называть-то ничем нельзя. Свободой воли мертвые люди называют ту жизнь, к[отор]ую они утратили и о к[отор]ой удержали смутное воспоминание.

25 Ф. 1909. Я. П.

Третье[го] дня, т. е. 23, совсем не помню. Кажется, ничего не писал, кроме писем о непротивлении и о школе. Оч[ень] холодно. 23-го, кажется, ходил пешком. З[ося] за мной ездила. 24-го хорошо писал Павла. Может выйти. Оч[ень], много хорошего и полезного можно сказать. Был посетитель, одуренный и развращенный революцией. Всех ненавидит, осуждает, а для себя всё можно. Читал V. Hugo. Прекрасно - проза, но стихи не могу.

Нынче с утра писал застарелые письма - очень бодро и охотно написал не менее 15. Ходил до поручика. Слаб, но хорошо. С радостью чувствую освобождение от славы людской.