Дневники и записные книжки (1909)

Мало спал. Гулял. Писал письмо индусу и получил приятное письмо от индуса из Трансвааля. Письмо индусу оч[ень] слабо. Приехал Моод. Тяжело это занятие людей мною. Кинематографщики. Вчера поразительны по своей наивной бесчувственности рассуждения Андрюши о том, как выгодно стало владение имениями: хлеб, рожь стал[а] вдвое дороже, работа стала на 20% дешев[ле]. Прекрасно. Чего же желать? — Нынче письмо от бати. Хорошее. Сейчас ложусь спать и опять не дописываю из книжечки. Очевидно, поднялась желчь, и от этого грустно и отчасти мрачно, но не поддаюсь.

25 и 26 Сент.

Пойду назад. Сейчас 8 часов вечера 26-го. Ходил приятно, спокойно по елочкам. Перед этим беседова[л] с милым приехавшим П. И. Бирюковым, а перед этим писал довольно много: анархизм. Не знаю, выйдет ли и буду ли издавать. В первый раз нынче после нескольких дней охотно писал. Перед этим читал письма. Первое же пробуждение б[ыло] неприятно известие[м], сообщенным Беркенг[еймом], что приш[ел] беглый человек от Гусева. Берк[енгейм] сам распорядился им, и когда я искал его, его уже не было. Утром погулял по саду. 25-го вечером хорошо говорил с Моодом. Он жалеет о своем разрыве с Ч[ертковым] и, вероятно, чувствует себя не совсем правым, но хорошо, что Ч[ертко]ва ни в чем не обвиняет. — Ездил далеко-в Горюшино верхом. Утро ничего не делал. Написал письмо индусу. Начал было разговор, но бросил. Моод переводит письма к индусам. Вот и всё. Теперь записать:

1) Как бы хорошо ни б[ыло] выражено то, что сознаешь о значении и смысле своей жизни, самое выражение ослабляет значение того, что выражено.

2) Помоги мне Тот, Кого знаю, но не могу ни назвать, ни понять, помоги мне жить не по воле Л[ьва] Н[иколаевич]а, а по воле Того, по воле Кого живет Л[ев] Н(иколаевич].

3) Человек плачется на то, ч[то] он лишен того блага, к[отор]ого жаждет, и ищет его везде, только не там, где оно есть, а между тем ему надо только не искать ничего, ничего не делать, и благо это будет его достоянием. На эту тему была какая-то притча. Теперь забыл ее.

4) Человеку для его ненарушимого блага нужна только одна вера: вера в то, что благо его только в исполнении не своей воли, а Его воли. Его же воля всегда и тотчас же ясна, как только человек отрешился от своей.

5) Прекрасное у Платона сравнение Симплия души с гармонией лиры, а тела — с самой лирой. «Уничтожь лиру — и уничтожится гармония».

Еще лучше возражение Сократа то, ч[то] так как он нынче же на суде своей душой, т. е. гармонией, по сравне[нию] Симплия, отказав[шись] отречься от своих убеждений, разрушил самую лиру, то очевидно, что сущность жизни не в лире, а в том, что представляется Симплию гармонией, т. е. в чем-то нетелесном. (Что-то и об этом оч[ень] хорошее думал, а теперь забыл. Надо записывать.)

27 и 28 Сент.

27-го вчера. Не выходил. Ноге хуже, посидел на балконе. Прочел и ответил письма и потом оч[ень] много писал и охотно анархизм. Мож[ет] б[ыть], и годится. Не ходил и перед сном. Вечером Клечк[овский], и с Пошей, как всегда, хорош[ая] беседа. Нынче, 28. Вышел в сад. Трудно хожу. Три молодых человека просители. Письма: одно письмо Шустовой. Я длинно отвечал и больше ничего не делал. Димочка б[ыл], уезжа[ет]. Разговор с Клечковским об учении детей. Ходил по саду через силу. На душе хорошо, спокойно, радостно. Благодарю и радуюсь. Теперь 6 часов, только проснулся от сна и жду обеда.

Записать:

1) Обдумываю письмо государю о земле, самой, кажется, первой важности, и в это время приходит мысль о том, что сказать С[офье] А[ндреевне] о желании Ильи В[асиль]евича получить прибавку жалованья. Одно дело — благо русского народа, обсуждаемое с царем, другое: прибавка жалованья лакею. Но второе важнее первого, п[отому] ч[то] это второе требует моего участия и решения, первое же я сам предпринимаю.

2) В обществе людей, живущих духовной жизнью, во главе их, влияя на них, естественно станет человек высший по нравственным качествам. В обществе же людей, живущих одной телесной, мирской жизнью, неизбежно всегда во главе их с властью над ними станет человек самый низкий по нравственным свойствам.

3) Человек родился в доме отца, воспитался и мог продолжать жить, работая на отца, но такая жизнь показалась ему и тяжелой, и бессмысленной, и он бросил дом и пошел искать другой жизни, другой работы. Он менял места, то ему не нравилось, то его не принимали, то принимали и прогоняли, и он измучился и вспомнил о доме. И только тогда нашел благо, когда вернулся, от чего ушел — к отцу.

То же и с жизнью людей, оставляющих свойственную им жизнь по воле Отца Бога и служение Ему. Также страдают, выходя из Его воли, и так же находят покой и радость, возвращаясь домой, к Нему, к исполнению Его воли.

Вечером б[ыл] Клечковский и играл очень не дурно. Но рассуждает оч[ень] тяжело.

29 и 30 Сент.