Дневники импрессионистов

В 1868 г. мы устроили распродажу того, что осталось в мастерской Руссо. Выручка составила всего 160 000 фр. Я купил на этой распродаже примерно за 70 000 фр. 79 великолепных картин и эскизов. «Лес зимой», который Руссо всегда считал главным своим произведением и не продал бы ни за какие деньги, достался мне за 10 000 фр. с первого запроса, поскольку конкурентов у меня не оказалось. Я хранил эту вещь у себя за отсутствием покупателей до 1887 г., когда продал ее за 25 000 фр. г-ну Робертсону, компаньону Сеттна из «American Art Association», а он уступил ее г-ну Виденеру из Филадельфии. Теперь эта картина — гордость знаменитой галереи последнего.

На одной распродаже, устроенной в том же 1868 г. Павлом Демидовым, фигурировали в числе других прекрасных произведений два больших полотна Коро — «Орфей» и «Диана», которые Демидов заказал художнику за 10 000 фр. каждое. Я приобрел их с торгов за 3900 и 3045 фр. соответственно, но перепродал только в 1875 г., и очень невыгодно. В 1892 г. я вновь купил «Орфея» для г-жи Поттер Палмер на распродаже Котье, которую я устроил в своей галерее на улице Лаффитт. Демидов заказал также Руссо и Коро две большие картины одинакового размера; я их купил у него по полюбовному соглашению по 10 000 фр. за штуку, то есть по себестоимости. Обе вещи Руссо я продал потом Фопу Смиту за 30 000 фр., а после смерти последнего их перепродали в Америке за 200 000. Обе вещи Дюпре я продал Люксембургскому музею за 50 000 фр.

Даже самые прекрасные картины Милле, Диаза, Жюля Дюпре, Курбе и Делакруа с трудом продавались на аукционах, если цены на них никто не поддерживал. Точно так же дело обстояло и с картинами самых лучших старинных мастеров: любители могли тогда еще приобрести эти вещи по невероятно низкой цене, особенно если они не находились до этого в какой-нибудь знаменитой галерее. Я обычно старался не ходить на такие распродажи, чтобы не поддаться искушению, поскольку мне приходилось нелегко и с современными полотнами.

На распродаже собрания Удри, состоявшейся в 1869 г., я так вознегодовал, видя, как замечательные произведения идут по смехотворной цене, что позабыл о необходимости не разбрасываться, а беречь силы, не удержался и купил разные картины, в том числе «Давида и Саула» Рембрандта за 12 500 фр. Вскоре я перепродал эту вещь за 15 000. В 1890 г., когда обстановка изменилась, я опять купил «Давида и Саула» у г-на Жоржа д’Э за 140 000. Эта картина оставалась у меня 10 лет за отсутствием покупателя, хотя я выставлял ее повсюду, даже в Америке. И только в 1900 г. на Выставке столетия в Амстердаме, где эта вещь вызвала большое восхищение, г-н Бредиус, директор Гаагского музея, купил ее за 200 000 фр. Недавно ему давали за нее 2 млн, но он отказался.

На той же распродаже Удри я приобрел одно полотно Веласкеса за 2200 фр., одно — Якоба Рейсдаля за 1000 фр. и два портрета работы Гойи: «Женщину с гитарой» за 4200 фр. и «Женщину с веером» за 2200. Первый из этих портретов я вновь купил за 77 000 фр. в 1905 г. на распродаже Поммереля, где он значился как «Предполагаемый портрет герцогини Альба»; это замечательная вещь, которую сегодня нетрудно было бы продать за 300 000 фр. «Женщину с веером» приобрел за 29 000 фр. Лувр на распродаже Кюмса в 1898 г., до того как цены на Гойю поднялись.

Покупка этих двух портретов внушила мне желание поискать в Испании другие портреты художника, и я довольно дешево приобрел целую серию их. Самый красивый из них, который я продал г-же Натаниэль де Ротшильд, обошелся мне всего в 3000 фр. Сегодня он стоил бы в сто раз дороже.

В Америке, где работы школы 1830 г. идут сейчас особенно хорошо, общественное мнение было настроено против наших великих художников еще больше, чем во Франции. Подтверждением этому может служить хотя бы такой факт. Я продал г-ну Адольфу Бори из Филадельфии, моему уважаемому клиенту и другу, ставшему впоследствии секретарем морского ведомства, большое количество выдающихся произведений Делакруа, Коро, Милле, Руссо, Дюпре, Диаза, Тройона и других наших великих художников. Когда он вернулся с ними в Филадельфию, его считали сумасшедшим, потому что он купил такие «ужасы», и Бори вынужден был скрывать свои приобретения, пока всемирный успех нашей прекрасной школы не позволил ему вновь обнародовать их, не боясь навлечь на себя насмешки. Бори прослыл с тех пор великим знатоком живописи. После его смерти наследники продали все картины за сумму, в 20 раз превышавшую ту, что он заплатил за свое собрание.

1869–1871