Дневники казачьих офицеров

«26 декабря конница Буденного почти уничтожила Терскую пластунскую бригаду, поставленную в центре Добровольцев, и опрокинула конницу Топоркова»,[255] — пишет генерал Деникин о своем резерве. Так погибла эта Терская пластунская бригада.

На второй день, направляясь в Кущевку, на станции Батайск вижу поезд командующего Донской армией. Спешив свои кадры дивизии, прошел к поезду, чтобы узнать «положение на фронте».

Все вагоны поезда окрашены в мягкий защитный цвет, с эмблемами цветов флага Донского войска — сине-желто-красного, приятно ласкающего глаз.

— Вам что надо, полковник? — встречает меня удивленно молодой стройный войсковой старшина в гимнастерке и шароварах с лампасами.

— Я хочу знать — где проходит фронт? — отвечаю ему.

— А Вы кто таков?.. И почему Вас интересует линия фронта? — спрашивает он, печальными глазами пытливо и подозрительно осматривая меня с ног до головы.

Я назвал себя. Ему от этого стало еще печальнее, именно — печальнее. И он с упреком сказал, что «вот, кубанцы бросили фронт… его держит только Донская армия… а Вы, вместо того чтобы помочь ей, зашли только спросить, «где тянется фронт».

Мне бесконечно было жаль этого воспитанного и, вижу, благородного донского офицера. Но я же не мог ему рассказать весь путь нашего отступления от Воронежа и почему я сейчас именно здесь! Вкратце все же сказал, откуда мы идем.

Он посмотрел на мою черкеску в серебряных погонах и при добротном кавказском оружии в отделке серебром — недоверчиво произнес:

; — Вид у Вас хороший, но я боюсъ Вам верить…

От этих слов мне еще больше стало жаль его, видимо, большого донского казака-патриота. И не стал ему говорить, что обе войны проведены мной в таком кавказском мундире и оружии.

Мы холодно распрощались. Думаю, это был войсковой старшина Добрынин, начальник оперативного отдела Донской армии, за границей выпустивший очень содержательную книгу о напряжении Донского войска в Гражданской войне. Он давно умер.

И вышел я из штаба Донской армии расстроенным и оскорбленным и за родное войско, и за себя лично, что мы, кубанские полки, якобы бросили фронт.

В том печальном состоянии, в котором находился этот очень приятный воспитанный молодой штаб-офицер, он был вправе высказывать все свои обидные предположения о кубанских полках, не зная сущности. И это нисколько не относилось к нашей дивизии и ко мне лично. Место и горькое время не давали мне возможности подробно осветить ему, откуда мы появились здесь.

Совершенно незаслуженный упрек кубанским казакам делает и генерал Деникин в своем труде. Вот его строки: «Дезертирство кубанцев приняло массовый характер. Вместо того чтобы попытаться собрать части где-нибудь в армейском тылу — генерал Врангель отдал самовольно приказ об отходе «кадров» Кубанских дивизий на Кубань для формирования; и эта мера вызвала новые тяжелые осложнения. Уклонявшиеся от боя казаки и дезертиры, которых раньше все-таки смущала совесть и некоторый страх — перешли на легальное положение. Их оказалось много, очень много: за Дон, домой потекли довольно внушительного состава полки на хороших конях, вызывая недоумение и озлобление в донцах, в подходящих подкреплениях и соблазн в Кубанских дивизиях, еще оставшихся на фронте. Дома они окончательно разложились».[256]

Не входя в общую оценку этих строк, предполагаю, что генерал Деникин видел именно кадры нашей 1-й Кавказской дивизии по оставлении Ростова, так как в Батайске к нам присоединились и еще несколько десятков казаков дивизии, отошедших сюда, как отходили все. И эта конная масса до 400 конных казаков, со штандартом 2-го Хоперского полка во главе, действительно, на достаточно хороших лошадях, всякому казалась «сильным полком». Но никто из посторонних не знал, что это есть только остатки былой храброй и безумно лихой дивизии полковника Андрея Григорьевича Шкуро, его первое героическое детище с лета 1918 года, вихрем побед пронесшаяся по всей Украине далеко на запад за Днепр, потом переброшенная на главный фронт московский и с налета захватившая Воронеж! Кому все это надо было рассказать? И рассказать, что после всего этого дивизия была истощена и только по приказу командующего Добровольческой армией генерала Врангеля идет на Кубань для формирования Кубанской армии.

Несправедливость этих строк печалит душу до сих пор.

Прерывая на время свой отход, на упреки генерала Деникина «в дезертирстве» кубанских казаков, а значит, и офицеров, которых в полках, на фронте, было также очень мало, повторю его описание «о тыле Армии».

«Развал так называемого «тыла» — понятие, обнимающее, в сущности, народ, общество, все невоюющее население, — становился поистине грозным.