Красноармейцы, участвующие в бою, были пьяными, так как всю ночь пьянствовали, захватив домашние запасы казаков станицы. С рассветом предпринятым дивизией наступлением станица Урупская была взята, но о внезапном нападении на Армавир нельзя было и думать, так как в ночном ненужном бою расстреляны почти все патроны, а с оставшимися замысел был неисполним. Около полудня дивизия возвратилась в станицу Вознесенскую (16 августа).
В неуспехе этого рейда был виновен лишь полковник Старицкий, который с дивизией вошел в Лабинскую без всякой разведки, нарвался на противника, что для него, конечно, являлось неожиданностью, и отступил за станицу, выстрелив в переполохе почти весь резерв патронов. Действовал вяло и днем, вел себя нерешительно (по рассказам очевидцев, отставая все время от частей). Вот это-то и испортило дело и замысленный рейд свело к нулю. Тогда же говорили, что нужно было самому генералу идти в набег, была бы добыча, и все были бы уже в Армавире (ошибка ли моя?).
Настроение у полковника Старицкого было подавлено совершенно. Но дивизия была еще хорошо настроена и не потеряла дух!
Необходимо было выходить из трудного положения, а это было возможно при тесных связях с Майкопской группой, в районе которой были по станицам запасы оружия, брошенного нашей армией при ее отходе весной. Надежной связи с этой группой не было, единственным выходом оставалось перевести мой штаб ближе к Майкопу. Я решил переехать в станицу Зассовскую, куда и вышел 16 августа после обеда, вместе с штабармом, поручив район станицы Вознесенской полковнику Старицкому. Артиллерия без снарядов, кроме двух орудий, послана тоже в Зассовскую. Высылаю разъезд в Майкопский отдел к хутору Кубанскому, где, по слухам, зарыты снаряды. Послано приказание полковнику Крыжановскому прибыть в Зассовскую. К вечеру я прибыл в станицу Упорную.
Население Лабинского отдела особенно проявило готовность (как и вообще во всей борьбе против большевиков во время Гражданской войны), встретило меня радостно и шло навстречу моим желаниям. Атаманом Лабинского отдела с первых дней по занятии Вознесенской мной был назначен сотник Дьяченко,[75]
и проявил он себя прекрасным работником. Административная жизнь в занятых станицах Лабинского отдела особенно хорошо налаживалась. Выбраны дельные атаманы с двумя помощниками (один казак и один из иногородних), при отделе также выбрана комиссия, которая работала совместно с атаманом, решая жизненные вопросы по сборке зерна, муки, кормового зерна и продуктов для армии, и все свозилось без всяких задержек в тыл армии.С есаулом Тимченко написал донесение генералу Врангелю о пот
ложении на Кубани с просьбой спешно помочь мне боевыми припасами, оружием и увеличением частей в Туапсе, а если еще Туапсе не занято, просил помочь скорейшему его занятию, так как я могу тогда базировать и иметь открытую линию до моря.Но посланного есаула и батальон я с тех пор не видел. От негр было одно донесение, что им занят перевал Индюк, где шел бой с красными, подошедшими из Туапсе, и что сам город занят красными. Значит, никакого десанта там не было.
Части Майкопского отдела совсем не походили на наши, порядка у них не было, дисциплина почти отсутствовала, учет людей тоже, начальники не знали, сколько подчиненных имеется в наличии (?). Вооружение распределено неправильно — некоторые части имели его полностью, а другие были без винтовок.
Большинство начальствующего состава барствовало, а сам полковник Крыжановский со своим штабом и не знал о происходящем на фронте. В общем, сплошной ералаш! Такое положение в частях и разгул были возмутительны, а поведение полковника Крыжановского и его командного состава были не похожи на поведение белых офицеров.
К вечеру я возвратился в станицу Зассовскую. В районе станиц Отрадной и Попутной в течение 17 августа шли бои у войскового старшины Маслова с группой красных, пытающихся отобрать станицы. Красные наступали со стороны Бесскорбной и вверх по реке Большой Зеленчук. Противник был остановлен и оттеснен обратно. Здесь Маслову помог небольшой группой своих бойцов полковник князь Крым-Шамхалов, находясь вблизи станицы Исправной.