Дневники казачьих офицеров

Ставка про нас совершенно забыла, полку перестали выдавать фураж и продукты. Посланные от полка в ставку делегаты вернулись «с обещаниями». И когда Крыленко убил Верховного главнокомандующего — веры им совсем не осталось.

Штаб полка начал выдавать нам аванс из полковых сумм. Было распоряжение покупать фураж в селах, а провизию для людей в Орше. Началась сильная зима, дожди сменились снегом, занятия в полку проводить не могли.

Из Петрограда наше и окрестные села получили распоряжение о прекращении даже продавать нам фураж и продукты. От штаба армии мы ничего не получали. Полк потребовал от штаба армии послать нас на фронт, но и этого штаб не смог сделать.

Тогда была послана делегация непосредственно к «знаменитому» прапорщику Крыленко, Верховному главнокомандующему. Крыленко сообщил делегатам, что «мы вас не можем послать на фронт, ибо вы нам не нужны; продовольствия и фуража вам не дадим, а потому, что вы хотите сами, то и делайте, но на фронт вас не пошлем».

Начало борьбы с большевиками

Когда господа Крыленко и компания заявили, что мы им не нужны на позиции, прекратили нам выдавать продукты и фураж, 1-й Хоперский полк вынужден был из Орши через Днепр идти домой походным порядком. Уже в Черниговской губернии нам дали вагоны, которыми мы и прибыли на Кубань в станицу Невинномысскую. В полку произошли выборы, все остались, конечно, на своих местах.

Спустя десять дней полк передвинули в лагерный сбор, где он остановился в летних бараках, кони в конюшнях. Бараки отапливались, да и особого холода не было.

При полку была создана караульная команда, а я назначен ее начальником. У меня три помощника, один из них сотник Супрунов.[102] Среди коренных хоперцев не было неприятных людей, а вот один классный фельдшер — сволочь, но он ушел из полка. Временным командующим полком полковником Гречкиным приказано раздать вдовам казаков полковые подводы и лошадей, необходимую часть оставить для нужд команды.

В команде людей не держали, но и не отпускали совсем. Им разрешалось ездить домой и потом возвращаться в команду. Были такие дни: сегодня у меня в команде до тысячи человек, а завтра триста.

Младшие офицеры в команду не являлись, но они не сидели сложа руки и подготавливали организацию, чтобы занять станицу Невинномысскую.

Я об этом знал и, бывая в штабе полка, сообщал им настроение людей команды, доказывал, что нужно дать казакам «переболеть» какое-то время, а потом можно будет выступить против красных. Молодежь со мной не соглашалась. Тогда я согласно приказу по Кавказской армии (офицеры, достигшие 32 лет, могли выходить в отставку) подал командующему полком рапорт, и мне дали отпуск до выхода в отставку. Я передал команду сотнику Супрунову, а сам уехал в свою родную станицу Кардоникскую.

[Март 1918 года]…Здесь я узнал, что атамана в станице уже нет и только что избран комиссар. В этот же день ко мне явился член местной противобольшевистской организации гвардеец Бабенко.[103] Мы переговорили о необходимых мерах, которые надлежало предпринять:

1) я на собрания не хожу, и ко мне на квартиру, кроме него, никто не должен приходить;

2) всех казаков, состоящих в организации, разделить на группы по 5–6 человек, общих собраний не делать;

3) все сведения о большевиках мне сообщать на словах с осторожностью, списков не иметь, переписки быть не должно.

Весь Великий пост прошел спокойно, но моя «неугомонная публика» говорила о немедленном выступлении против советской власти, и никакие мои доводы, что еще рано, не могли их убедить. Во избежание раскрытия нашей организации в другие станицы, что мы имеем таковую, сообщено не было.

Дождались мы Светлого Христова воскресенья (это было 22 апреля), а на второй день Праздника ко мне уже открыто явились два человека и сообщили, что сегодня мы должны обезоружить местную милицию и раздать оружие, которое хранилось при станичном правлении. Зазвонил часто колокол, что у нас означало тревогу или же какое несчастье, после чего все направились к станичному правлению.

Около него было не менее десяти тысяч мужчин и женщин. Я подошел к собравшейся нервно настроенной массе. Раздавались крики: «Просим Павла Максимовича Маслова стать во главе восставших!» До моего прихода милиция сложила оружие, только один иногородний отказался сдать свою винтовку и был кем-то ранен в руку. По требованию станицы я поднялся на балкон правления, все кричали. Успокоив публику, я задал вопрос: «Будете ли мне беспрекословно подчиняться?» Толпа закричала: «Будем!»