— Они твердо вознамерились обзавестись боевым флотом, — доложил один из центурионов.
— Каким способом? — с издевкой спросил другой.
— Наверное, они вспомнили о сторожевых кораблях, что стоят у каждого из семи протоков в устье Нила для взимания таможенных пошлин, — подала голос я. — Кроме того, на старых верфях остались недостроенные корпуса. Можно доделать их.
Однако и это не испортило Цезарю настроения.
— И сколько месяцев потребуется им, чтобы вывести суда в море?
— Считанные дни, Цезарь, — сообщил командир разведчиков. — Они уже собрали на озере несколько кораблей и занимаются их оснасткой. Корабельного леса в городе нет, но они пускают в дело балки, стропила, деревянные столбы и колонны. По моим сведениям, их флотилия составит двадцать тетрем.
— Двадцать кораблей с четырьмя рядами весел? Усердные, однако, люди, — заметил Цезарь, не утратив присутствия духа.
— И много зданий уже сломали? — спросила я.
Сердце мое упало: ведь разрушению подвергался любимый прекрасный город.
— Они сняли крышу Мусейона и даже посягнули на храм Нептуна, — ответил командир. — И конечно, длинные портики Гимнасиона — их разобрали полностью.
У меня вырвался страдальческий стон: такая красота исчезла!
— А библиотека? Царские гробницы?
— Их пока не тронули, — последовал ответ.
— Но это ненадолго, — заметил другой воин, — чтобы оснастить корабли, требуется много дерева.
— Значит, царица Клеопатра, — заключил Цезарь, — чтобы сохранить твой город, нам придется отвлечь их. Или ясно дать понять, что морская флотилия им не нужна. Поэтому следующая операция будет сухопутной. В конце концов, мы пришли спасать Александрию, а не разрушать ее.
В ту ночь в наших покоях Цезарь мерил шагами самую большую из комнат, где раздвижные двери выходили на террасу. Мраморный пол был так отполирован, что его ноги и нижняя часть военной одежды — красная туника и кожаные ремни — отражались в гладких плитках.
— Что тебя тревожит, любовь моя? — спросила я, подойдя к нему. — Когда город станет нашим, мы отстроим его заново.
Но я вовсе не была так спокойна, как хотела это показать. Картина разрушения отзывалась в моем сердце болью. Я понимала, что многое из утраченного не восстановить — хотя бы потому, что ни в лесах Атласских гор, ни в Ливане уже нет деревьев такой высоты. Прежним город не станет, умения и старания для этого недостаточно.
— Эти разрушения для меня стократ огорчительнее, ибо гибнет то, что должно стать наследством для нашего ребенка, — вздохнул Цезарь. — Однако моряки доложили, что сухопутные силы Митридата Пергамского уже на марше. Война скоро кончится.
— И я надеюсь, навсегда, — отозвалась я. — Не должно остаться сомнений относительно статуса Египта как независимого государства, никакой двусмысленности в его отношениях с Римом или в правах наследования. Ответы на эти вопросы уже получены, и ради них пришлось пролить кровь. Когда воцарится наш ребенок, ему не придется воевать, потому что все необходимые жертвы принесены его родителями.
— Марс ненасытен, — заметил в ответ Цезарь. — Его жажда крови неутолима. Но на данный момент… да, ты права. Обратимся к насущным делам. Что ты скажешь вот на это?
Он извлек из-за пояса маленький свиток, подал мне, и я быстро пробежала его глазами.
Там оказалось обращение уважаемых жителей Александрии, управлявших жизнью той части города, что находилась под контролем нашего противника. По их утверждению, население настроено против Арсинои и Ганимеда и готово признать власть Птолемея. Если Птолемей прибудет и возглавит их, они с готовностью вступят в переговоры с Цезарем от имени своего законного царя.
— Абсурд! — заявила я. — Чтобы они могли признать власть Птолемея, прекратить боевые действия и вступить в переговоры, царю вовсе не обязательно покидать дворец и присутствовать там лично.
— Вот именно! — хмыкнул Цезарь. — Однако я пойду навстречу их пожеланиям. Лучше не придумаешь: мы избавимся от последнего врага, засевшего во дворце.
— Нет! — возразила я. — Здесь явная хитрость.
Он посмотрел на меня, словно хотел сказать: «Туго же ты соображаешь». Но вслух произнес иное:
— Конечно, они хитрят, но у нас в запасе есть одна уловка. Они ведь не знают, что фактически уже зажаты в клещи между нашим войском и армией, которая движется в Египет нам на подмогу. Надо дать Птолемею возможность немного покрасоваться в короне и помахать мечом. Каждый ребенок имеет право поиграть.
Я улыбнулась, но от столь холодного расчета мне невольно стало не по себе. Сколько времени потребовалось ему, чтобы так закалить и ожесточить сердце? Сколько войн, сколько измен, сколько разочарований? Такова цена успеха? «Не считай человека счастливым, пока он не умер», — гласит поговорка. Может быть, точнее было бы сказать: «Не считай человека счастливым, если он не умер молодым, не познав мерзостей жизни».
— Все уже позади, — промолвила я, успокаивая себя. — Все закончилось… почти.