И все-таки ради любви «нежная и простодушная Алики» собрала все свое мужество и покинула тихий и мирный кров своего брата в Дармштадте, чтобы стать «великой императрицей России»[70]
. С настороженностью воспринимая непривычный уклад придворной жизни, с которым теперь пришлось столкнуться, Аликс решительно закрыла доступ в свой маленький домашний мирок любым проявлениям этого враждебного внешнего мира и всего того, что ее в нем пугало. Вместо этого она еще больше привязалась к тому, что оставалось близким и привычным, в чем она черпала утешение, и с удовольствием вживалась в роль «преданной женушки» Николая. А весь мир и Россия могли пока подождать.Могли подождать во всем, кроме одного. Вскоре после смерти Александра III Николай издал указ, в котором повелевал всем своим подданным принести присягу на верность своему новому царю. Этим же указом император возложил на своего младшего брата, великого князя Георгия Александровича, титул цесаревича, «пока Бог не благословит наш будущий союз с принцессой Аликс Гессен-Дармштадтской рождением сына»[71]
. По заведенному порядку вещей, основным и самым насущным долгом Аликс перед династией Романовых было родить наследника российского престола.Глава 2
Маленькая княгиня
С первых же дней в России принцесса Аликс Гессенская приготовилась противостоять всему, что воспринималось ею как угроза спокойной семейной жизни с Ники, какой она ее себе представляла. Семья была ее единственным оплотом, когда смерть забрала самых дорогих ей людей. Теперь, когда Аликс была далеко от дома, одинокая и настороженная, ее очень пугала необходимость и перспектива становиться объектом всеобщего любопытства. Аликс пыталась защитить свою тщательно скрываемую уязвимость, при каждой возможности скрываясь из поля зрения общественности. Однако это выглядело как холодная отстраненность, уже подмеченная всеми, что было совсем не в ее пользу. Александра Федоровна, как ее теперь звали, оказалась под прицелом враждебных взглядов русской аристократии, которая была критически настроена по отношению к ней, к ее английским манерам и воспитанию, к плохому знанию французского (о ужас!), все еще преобладавшему в то время в кругах русской элиты[72]
. Хуже того: эта малоизвестная немецкая принцесса, по мнению двора, вдруг отодвинула на задний план всеми обожаемую, светскую и приятную бывшую императрицу Марию Федоровну (которая была в то время все еще очень энергичной вдовой около пятидесяти лет) и заняла центральное положение при дворе.