Дневники Льва Толстого

Человек «видит» Свет не физическим зрением и не разумом, а «по особому претворению всех чувств» (Палама) – новыми чувствами, что образуются, отверзаются у него действием благодати (168).

И без этого совершенно бессмысленными были бы бессонные ночи, питание хлебом и водой, вериги. Антропология это в первую очередь учение о запасах и перспективах, которые без нее человек в себе не знает. «Подвиг как органон» у Хоружего подразумевает образование новых органов чувства и мысли у подвижника. Вся аскеза направлена на то чтобы развернуть неведомые богатства души-тела, готовность органики к совершенству. Развертывается сложная мудрость человека. Могла бы она устроиться иначе как в свете предельных перспектив? Теперешняя аскеза, ставя снова предельные цели, повторяет поэтому и продолжает историю природы, сама будучи историей человечества. Науку современную и технику тоже можно и нужно называть аскезой, от ἀσκέω «искусно обрабатывать», вообще искусно делать, снабжать, вооружать, и второе значение «упражнять, упражняться». «Деятельность подвижника […] имеет внутреннее сходство с деятельностью ученого-естествоиспытателя […] Как и в работе естественника, здесь хотят обеспечить протекание определенного процесса […] в чистоте, без помех» (77).

Аскеза, духовная – явно, научная – не говоря об этом, имеет целью спасение. Один из тезисов старца Силуана – против Бродского, у которого в Нобелевской речи спасение мира наверное невозможно, но одиночки пожалуй да, – что подвиг имеет целью спасение в конечном счете всего живого. О старце Силуане известно в основном от его ученика, потом архимандрита православного монастыря в Эссексе, Софрония (Сахарова), которого цитирует Хоружий (Архим. Софроний (Сахаров). Видеть Бога как Он есть. Эссекс 1985; Иером. Софроний (Сахаров). Старец Силуан. М., 1991). Хоружий цитирует (47) свободного новогреческого богослова Христоса Яннараса, неопубликованную лекцию в Женеве 10.9.1991: «Спасение […] не юридическое оправдание поступков. Греческий термин очень значим. Σωτηρία означает: я становлюсь σῶς, целостным, я достигаю полноты своего существования».

«Исполнение твари» (47) через аскезу начинается с установления перед ней, и это при трезвом знании всей ее неприступности и неуправляемости, самой высокой планки, предельной, для скачка. Если не будет поставлена предельная задача, не станет выхода к софии, настоящей икономии природы.

У Хоружего синоним аскезы подвиг. В правильном понимании аскет (подвижник), его дело настолько чисто, что он отстраняется, не делает ничего, оставляет делать благодати. О которой сказано, что она не отменяет, а очищает природу. Хорошее различие, важное, предлагает практик аскезы: «Наш только труд, а самое дело […] есть дар благодати» (у Хоружего 131). Хоружий поясняет:

[…] некий труд совершается человеком, и вовсе не говорится, чтобы он был ненужным, лишним; а в то же время труд этот еще не есть дело! – Из указаний учителей выступает, в конечном счете, нечто довольно определенное, хотя глубоко иррациональное – или сверхрациональное. Ты что-то делаешь, а с тобой делается что-то, не отвечающее твоим намерениям, и ты в конце концов оказываешься в некоем расположении, достичь которого вовсе не ставил своею целью. И неожиданно обнаруживается, что это расположение нечто несет с собою. Обнаруживается присутствующим нечто, что не было принесено или создано тобой, и начинает нечто происходить уже помимо твоих усилий (131).

Не совсем помимо твоих усилий. Тут важно, что всё не так, чтобы сначала шел долгий труд, и в награду за него благодать. Благодать вообще не плата за труды. На каждом шагу аскезы благодать это то, что делается. Весь труд тратится на то, чтобы она делалась в чистоте без помех. Благодать это обожение.

Задав предельные параметры, мы настраиваем автомат природы на оптимум. Не потому что мы оптимисты, а потому что иначе не избежать конца, смерти. В свободном решении выбора оптимума, предельной задачи, с самого начала уже присутствует совершенство.