Дневники Льва Толстого

Деятельность подвижника по созданию обустройства Подвига имеет внутреннее сходство с деятельностью ученого-естествоиспытателя и, может быть, еще более — философа-феноменолога. Как и в работе естественника, здесь хотят обеспечить протекание определенного процесса (хотя уже не всецело естественного) в чистоте, без помех. Точно так же обнаруживают, что это протекание затруднено, искажено или прямо невозможно в обычных условиях, «in vivo» — и потому прибегают к осуществлению процесса в специально создаваемых, «лабораторных» условиях, «in vitro». Сфера Подвига — антропологическая лаборатория (77).

Ради Бога, обратите внимание на это суждение сильного ума, который давно думает об аскетике, благодатной практике: это «или прямо невозможно» в обычных условиях. Очень важно это услышать и понять и запомнить. Лабораторные условия не обязательно монастырь, это может быть всякая устроенная чистота эксперимента, постановка своей биографии, часто удобная для окружающих. Но это не обычные условия.

Теперь посмотрите условия Толстого. Не говоря уже о том что для него не было образца. Можно сказать, он сам виноват. Ладно, мы имеем право так сказать. Верно, не было. Кто-то скажет, не имея религиозных авторитетов, он зато опирался на народную жизнь, на фольклор. Сборник пословиц, задуманный, он не сделал. Что касается административной роли и административного организационного обеспечения, то институциональные формы, и школу, и участие в местной администрации он бросил.

Вхождение в подробности крестьянского быта вело к такому увязанию, сравнимому с его безнадежным увязанием в семье, что хочется сказать: не делал бы он ничего этого, писал, и начинал новую эпоху русской литературы.

Судите сами. К нему приходят, он сам ходит по дворам. Он безнадежно тонет в отношения с крестьянами, непролазно.

Щекинский мужик. Чахотка. Чох с кровью, пот. Уже 20 лет кровь бросает. Гречиху косил, тянулся за мужиками. Родники. Рубаха мокрая. Пьет, что из носу потечет.

Над женой подшучено. Порчь. Кричит (Дневник 18.4.1881 // 49: 26).

Щекинская больная с девочкой 3 дня шла до меня… […] Старуха переволокская. Сын помер. Двоюродный племянник согнал. Ходит, побирается. Была богата. — 5 странников. Потерял билет (28.4.1881 // 49: 29).

8 Мая [1881]. Погорелая женщина, мещанка, с ребенком, «мальчик сгорел, муж обгорел». Певучим голосом — причитает, чисто одета, босиком. С лица чиста (49: 33).

22 Мая [1881]. Вдова с Груманта просила лошади посеять огород. Картошек нет (49: 38).

Толстой не всегда понимает просителей. То, что кажется ему пьянством, оказывается шатанием от голода, или наоборот. Он видит, что вызывает на себя злобу, тогда как баре, никогда не входящие в дела крестьян, вызывают у них чаще всего зрелищное эстетическое удовольствие, злорадство, направленную злобу — в случае только редкого зверства, а к Толстому — злоба за его добро. Но хуже: его советы, убеждения не принимают, за его высказывания на него доносят властям как на социалиста.