Дневники Льва Толстого

С новой же точки зрения я должен забыть про шубы и железо и не понимать, что такое шуба и железо, а видеть атомы, отталкивающие и притягивающие, так расположенные, что они делаются хорошими и дурными проводниками чего-то такого, называемого тепло, или забыть, что солнце всё-таки {!} всходит и заходит, и заря, и облака, и вообразить себе, что земля ходит и я с нею. (Многое я объясню на известном пути таким воззрением, но воззрение это не истина, оно односторонне.) В химии еще более. Или я забудь, что во мне душа и тело, а помни, что во мне тело с нервами. Для медицины — успех, для психологии [зачеркнуто: упадок] — напротив (там же). {Психология понималась именно как наука о душе, по Аристотелю, т. е. как часть философии}.

Стало быть, что чувствуется? Чувство. Здесь аналогия с опытом цвета. Какова сущность вот этого цвета? Вопрос бессмысленный, он зависает. Сущность этого вот цвета та, что он именно вот этот цвет, такого уникального оттенка. Цвет существует как конкретный оттенок, не случайно для оттенков цвета нет имен (этимология показывает, что и для так называемых основных цветов тоже нет настоящих отдельных имен) и они обозначаются номерами, которых может быть сто, тысяча, сто тысяч. Т. е. они опознаются в сравнении с эталонами методом прямого отождествления цвета с тем же цветом, и перевод одного цвета в другой идет как смешение цветов.

Определение цвета через длину волны в принципе не отличается от технической нумерации колеров. Длина волны не сущность цвета, потому что определяющие ее приборы не видят цвет. Тут даже не два ряда, а правда и то, что примысливается к ней. «Шахматная игра ума идет независимо от жизни, а жизнь от нее» (3.3.1863), и разница есть между игрой, которую можно придумать и забыть, и природой, которая уникальным образом вымыслила себя и не боится ничего забыть, потому что ничего не запоминает.

Я говорил о веществе, в которое мы вросли. Это вещество природа. Если мы вросли в природу, то мы вросли в целую природу, потому что как врастаем мы, так без нас и вне нас уже вросла каждая ее часть, вся природа в саму себя. Поэтому

Всё, всё, что делают люди — делают по требованиям всей природы. А ум только подделывает под каждый поступок свои мнимые причины, которые для одного человека называет — убеждения — вера и для народов (в истории) называет идеи. Это одна из самых старых и вредных ошибок. Шахматная игра ума идет независимо от жизни, а жизнь от нее. Единственное влияние есть только склад, который от такого упражнения получает натура. Воспитывать можно только физически. Математика есть физическое воспитание. Так называемое самоотвержение, добродетель есть только удовлетворение одной болезненно развитой склонности (там же, 3.3.1863).

Мы к этому подходили по-разному. Из всего, что расписано у человека, выйдет из сферы мнимостей, не останется иллюзией только то, что запечатается в природе, мы говорили — войдет в генетическую запись. Расписания пишутся именно с такой абсурдной уверенностью, нажимом, как если бы записывалось прямо в генетике. Биологическая наука преобразователей мира настойчиво убеждала, прежде всего себя, что прямое изменение генетики ей доступно.