Дневники мотоциклиста. Часть Третья

Едва улеглись треволнения, как и моя удочка затрещала. Пока я «А!», мне рыба «Х… на!» Мастер снастей и подкормок что-то кричит мне сквозь плотную адреналиновую пелену на своём чешско-рыбацком, расстраивается, значит: так, мол, её перетак надо было! Эдак меня разэдак! «Эсо и разэсо»! «А я предупреждал, что с плохим аккумулятором – это не жизнь», – невозмутимо цитирую я классиков [60]. А сам прямо вижу, как Затевахин с Сабанеевым [61], стоя на берегу и глядя на мой позор, просто рыдают со смеху. И Роберто им из машины подначивает. И мамаша его с кухни вся в кольцах лобстерных, как змея извивается. И чучарки с безмолвными ухмылками от смеха под бот прыщут…

«Скажут какую-нибудь глупость и ржут, как дураки»

Плайя Хирон. Шаланды, полные барракуды [62]

…а дальше тишина. Чех говорит, что стая мимо прошла. Лишь хвостом случайно «корму бота» задела: «Сидеть дольше понту нет: солнце высоко, ветер усиливается. Ещё полчаса и не подгребём к берегу». Сдали обратно под роспись весь рыбарской инвентарь, включая неиспользованных чучарок. Смотрим, а в садке их всего четыре и было. Ах ты, прядь волосатая, пелядь омульская! Он и не собирался нас долго на лодочке укатывать [63].

Бобрам «в носу бота» повезло и того меньше: их грёбарь, вообще, всё время промолчал, как морской воды в рот набравши. Вот до чего долгое общение с чучарками доводит! И ничего-то он отцам не показал и даже не рассказал. Ни про «эсо», ни про «разэсо». Да и надобности не было – у них там «на носу» полный штиль и «сэро» (ноль). На «красное» надо было ставить, на «крас-но-е!» (А-ПЕЛЬ-СИН!)

Падры всю дорогу с грустью смотрели в сторону нашей «кормы», где происходили хоть какие-то движухи. И где мы не на шутку сцепились с обитателями морских пучин. Смотрели с грустью и укоризной. Смотрели взглядом Стива Мартина, когда тот полз топиться в «Отпетых мошенниках». Даже со ста метров мы видели большие печальные глаза Леопольда (как у Шрековского Кота в сапогах) [64], как бы говорящие: «Вам-то хорошо… у вас-то вон оно чё…» Короче, остались Отцы с носом «в носу корабля».

«Ребята, давайте жить дружно!» [65]

Одна радость: запечатлеться на фоне Карибов с огромной барракудской рыбятиной в натруженных от непомерных стараний руках. Немного уставшими, но довольными. Делая вид, что это и не подвиг никакой вовсе, а проза нашей героической кубинской жизни: каждый день на подвиги, как на работу. Как к станку, как на плантации. Как рабочий с колхозницей Веры Мухиной, обхватив мозолистыми ручищами свои серпы и молоты. Ровно в 6-30, по расписанию. Ежедневный подвиг. Вот за такими барракудами! Вот это трофей, вот это я понимаю! То-то мы сейчас не только похвалимся, но ещё и отведаем свежей барракудятины. И все биндюжники привстанут, когда в сэрбэсную войдём! [66]

«Ты сними, сними меня, фотограф» [67]

Плайя Хирон. Шаланды, полные жуликов

Как вы думаете, судя по ходу этой рыбацкой байки, какой поворот событий нас ждал? А вот какой: рыбари-подпольщики спешно высадили нас на берег, не забыв прихватить свой полугодовой заработок из «кассы братской гуманитарной взаимопомощи» и… давай грести от нас, что есть мочи. А мочи у них, доложу, что у алемана махорки кубинской. Но главное – вместе с НАШЕЙ БАРРАКУДОЙ! И нашими мечтами об эпической фотосессии с добытым практически собственноудочно сифуд-обедом:

«Э-э, куда? Вы чо? Ну и что, что не мы лично поймали? Мигель тоже всю рыбу сам поймал, Марик лишь на подхвате был. Потому что Мигель – мужик! Потому что понятия имеет. Потому что и так на нас нормально заработал. И нам дал порадоваться… – а эти… жульё васюкинское… чучары последние! – Салу, Мигель!»