Для закуси открыли наконец для себя сантакларского маринованного лука. Прожорливый Боббин-Барабек первым бросился с вилкой на врага. А мы из засады за реакцией следим. Как только все судороги и спазмы покинули лицо героя, на наши немые вопросы тот изрёк, как всегда выверенное до миллиметра:
– ЛУК… ПАЦАНЫ… ЕШЬТЕ…
После такой рекламы кинуться в омут банки с головой [132]
мог решиться лишь самый отчаянный и оголтелый рыга: с криками «па-ма-ги-тя-а!» и я отведал сие чудное зелье. После того, как все проклятия и мольбы добить меня утихли в клокочущем жерле сожжённого пищевода, я не нашёлся сказать большего:– ЛУК, ПАЦАНЫ, ЕШЬТЕ!
Так и ходит теперь эта фраза по свету. И повергает врагов своих, и преклоняет непокорные народы, и кладёт к ногам победителей страны и города. А Лук Маринованный в качестве пятого члена экипажа проехал с нами всю Кубу. Как талисман. И как оберег от п[ом]идоров, френдов и чик. Поскольку вкус его, и впрямь, был ОТВОРОТНЫЙ:
– Ну его, хлопцы, эти секс-подвиги! Всё, хватит, надоело страдать! Наконец одной проблемой меньше!
Уже в Гаване, в последний наш кубинский вечер мы ещё раз вскрыли тару, чтобы проведать нашего маринованного друга: как он там? И сможет ли перенести перелёт через Атлантику и Чаплыгин уже в качестве трофея. Не знаю что до Лука, но хлорно-ацетонный джинн, необдуманно выпущенный из банки в гостиничный номер, нахлобучил так, что уже ни рон, ни сигары не могли перебить ту высокую планку, что задал «луковый приход».
«Ты бы мне сала або варэники показал, а такого добра я богато бачил» [133]
17.12.06, Воскресенье. День Одиннадцатый
В ожидании предстоящих ныряльных приключений позавтракали на скорую руку:
На ныряльную смычку [134]
приходят двое: Пэдро и Мигель. Петька и Мишка, Петро и Михась, Питер и Майкл, Петрос и Ми-кмо-Элохим, Кремень и Подобный богу – Апостолы Пётр и Михаил [135]. Пэдро – инструктор-погруженец, а Мигель – ловец морских животин. Пётр отлично говорит по-английски. Но и Мишку легко понять, когда он только про «фиесту» одну и талдычит.Заехали сперва за снарягой, затем за какой-то их знакомой иностранкой, которую Пэдро уже две недели укатывает: на воде и под водой. Их тут двое подруг отдыхает… ба, пацаны, да это же наша давешняя знакомая шведка-Светка, с которой у наших хозяев дружба и которую вместе со мной вчера на сцену вытащили. Как тесен наш Тринидадский мир! Но оказалось, что Пэдро катает на своих кислородных баллонах не её, а подельницу – Аньку. Мигель иронично бросает в сторону подруги и Пэдро:
Весь путь сопровождался весёлым гамом, шутками и прибаутками участников предстоящего заплыва. В частности, полностью раскрылась нам зловещая «тайна Боббы». И расцветилась яркими тропическими красками из уст Пэдро, включая мимику и неприличные жесты. Оказывается, Боббо
, дословно – «девочка-даун, которая держит палец во рту и постоянно пускает слюни». То-то наши Рыбоньки так заливисто потешались. Прям как мы сейчас:– Ну, Атэсь! Ну, даёшь! Значит, говоришь, палец во рту? Боббо, говоришь? Слюни, говоришь? Ай, молодца!
А Мигель всю дорогу без умолку тёр про «фиесту» и зазывал остаться. Нет, пацаны, поддадимся на уговоры, зависнем тут на полгода, как шведки. Домой уже точно не вернёмся!
– Дэрэча? – это рулевой Бобба
На что Мигель, с надеждой в голосе:
– Абла испаньоль? [137]
Наша реакция – мы ржём, как сумасшедшие. Это же наша ключевая фраза. Когда какой-нибудь выскочка пытается показать свои недюжинные познания в испанском, остальные с пониманием перемигиваются и кивают
– О-о, абла испаньоль!