Дневники русских писателей XIX века: исследование

Такая многоликость образа автора – свидетельство продвижения юного писателя к душевной целостности, поисков формы поведения, адекватной внутренним потребностям и идеалам. На языке аналитической психологии подобная форма называется персоной и характеризует социальный и профессиональный облик человека. На пути к формированию персоны Дружинин (как и большинство юных хроникеров) совершает ряд действий, которые, по его убеждению, должны положительно повлиять на его характер.

Главным из них является конструктивная критика. Страницы этой части дневника переполнены критическими материалами – от легкой самоиронии до сочувствия и снисхождения к собственным недостаткам. Другим примером является создание психологического автопортрета в так называемых «Психологических заметках» и «статьях». В них просматривается тенденция дать образ автора многосторонне, с его недостатками и положительными чертами. «Педагогическая» направленность таких фрагментов очевидна. Они писались на отдельных от основной части дневника листах и составили самостоятельный «сюжет» в тексте. Третий прием самохарактеристики – сравнение своего характера с великими людьми) «В характере Гете <…> нахожу я сходство с моим характером», с. 153) и поэтическими образами. Последний случай особенно показателен, так как под датой даются стихотворения без комментариев. Но в них усматривается связь между личностью автора дневника и лирическим героем. В стихотворении «Моя эпитафия» Дружинин выводит себя в поэтическом образе «солдата тыла», которому противопоставлен – уже в другом стихотворении – «молодой, хрупкий» герой Маренго (Наполеон). Сгруппированные по принципу контрастного параллелизма, эти образы символизируют два полюса сознания молодого Дружинина – стилизованного под романтизм «двойника» и идеализированного кумира 20-х годов Наполеона (родственного «Ночному герою» Жуковского).

Таким образом, в раннем дневнике образ автора развертывается в стилистических параллелях и взаимоотражениях.

С 1853 г. авторский образ существенно видоизменяется. Происходит его семантическая трансформация. Метод психологического самораскрытия уступает место изображению динамики взаимоотношений автора с социальной средой. Он входит в многообразные отношения с действительностью, обрастает предметными связями. И по мере усложнения этих отношений и увеличения связей с миром события заполняют пространство, ранее безраздельно принадлежавшее личности повествователя.

Главным приобретением образа автора во второй части дневника становится его целостность: исчезает «двойник», завершаются метания и ослабевает критика в целях самовоспитания. Вместе с интенсивностью меняется и метод критики. Если ранее все негативное выворачивалось наизнанку и выставлялось на беспощадный суд, то с переходом в фазу зрелой молодости соотношение сильных и слабых сторон характера приобретает иную структуру.

Сама по себе самокритика не свертывается. Негативное в образе автора из главного объекта внимания превращается в то, что на языке психологии называется «тенью». Оно образует второй план повествования, своеобразный подтекст. Писатель, журналист, душа кружка литераторов, Дружинин в «дневной» жизни не похож на свой отраженный образ в «ночной» жизни, где он выступает «чернокнижником», посетителем сомнительных заведений и завсегдатаем общества «дам полусвета» (здесь он близок образу уайльдовского Дориана Грея).

Эта двуплановость образа (отнюдь не «двойничество» раннего дневника) составляет отличительную особенность большинства поздних тетрадей дружининской летописи.

Завершающая часть дневника в плане разбираемой проблемы представляет собой образную параллель ранним дневникам. В этом смысле журнал Дружинина имеет кольцевую композицию. Только записи 1858 г. (на которых обрывается дневник), совпадая по форме, отличаются от ранних содержательно. В тех и других образ автора преобладает. Но в немногочисленных записях 1858 г. (с середины февраля до начала марта) романтически одухотворенное «единодержавие» «я» юношеского дневника уступает место замкнутому в себе и в своих страданиях герою-образу, низведенному почти до солипсизма («Сон хороший <…>»; «Спал хорошо <…>»; «Заснул поздно <…>»; «Злая бессонница <…>»; «Хорошо»; «Не хорошо»; «Отлично», с. 406–409).

Такая композиция образа автора встречается в дневниках А. Никитенко, Л. Толстого, Д. Милютина и еще раз подтверждает жанровые закономерности этой разновидности нехудожественной прозы.

Эволюция других образов дневника имеет историю, сходную с развитием авторского образа. Смысл ее в том, что в юношеских тетрадях преобладают типы, обобщенные образные характеристики, а в более поздних черты выведенных Дружининым людей конкретизированы и индивидуализированы.