Дневники русской женщины

И так шло время. Никто не замечал ничего, так как надо было хоть немного понимать душу человеческую, хоть немного более любить близкого человека, чтобы заметить во мне что-нибудь; никто из нашей семьи не был на это способен. Жизнь дома была так невыносимо тяжела, и, несмотря на все старание, неприятности были неизбежны; сношений с матерью, за исключением самых необходимых, я избегала и даже с сестрами не говорила никогда и ничего о своем будущем, о курсах, – напоминание о них было бы только мучением для меня… они тоже молчали. Словом, годы страдания взяли свое… Оттого-то мне все так трудно и давалось за последнее время… И я была уже не та: мои прежние способности, я чувствовала, изменили мне, память была потеряна, нервы, вся я – все было уже не то… Наконец – этот ужасный день 20 августа, адски хитрый и жестокий поступок матери со мной, эта поездка в Петербург… Зная, что я живу только надеждой на свободу и предстоящую возможность учиться, – исподтишка мне нанесли такой удар, неожиданность и последствие которого могли бы сломить другую натуру…

И вот, после всего пережитого, после всех испытаний я, наконец, достигла своей «земли обетованной» – поступила на курсы. Я чувствовала, что нервное мое состояние было прямо ужасно: я была точно разбитое фортепиано, до которого нельзя было дотронуться, оно издавало фальшивый, дребезжащий звук. Я не была зла, но мне было очень стыдно, когда лица, знавшие меня ближе и симпатизировавшие мне, дружески уговаривали меня не быть такою резкой в обращении с посторонними – такое раздражение являлось невольно: болезненное состояние не давало возможности владеть собою…

Лекции… наука!.. Все, к чему я так стремилась, наконец было достигнуто! Я – на курсах… профессора, книги – все теперь было у меня. Я дышала полной грудью, первое время была точно в чаду; но зато и сознание своего невежества встало предо мной с поразительной ясностью, причиняя мне большое страдание, таким тяжелым камнем ложилось в душу, действуя на меня самым угнетающим образом. Я схватилась за книги, не сообразив одного, – хватит ли моих сил на такие занятия? – мне хотелось обнять все сразу, изучить и описать… Не забыть мне никогда того ужаса, который охватил меня, когда я взялась за перо для реферата по русской истории… Я, оказалось, не могла ничего писать! Читала-читала – и никак не могла передать словами прочитанного… У меня мороз пробежал по коже от этого. Что же? Ведь, таким образом, я и заниматься-то не могу. Но отказаться было поздно… Помню, как я еле-еле могла написать изложение статьи… страшного труда стоило это… 6 часов употребила я на изложение того, на что в прежнее время у меня ушло бы втрое меньше. Но худшее было впереди: когда я, вся дрожа от волнения, взошла на кафедру и прочла свое изложение, то услышала потом замечания от тех из первокурсниц, кто мало-мальски мог критически отнестись к читанному: «Да вы, Д-ва, только сократили статью Кавелина и изложили ее содержание. Это простое переложение», – говорили мне они разочарованным тоном. Недовольные были совершенно правы, и я, вернувшись в свою комнату, сообразив все, поняла, какую громадную ошибку сделала, взявшись не за свое, в сущности, дело… О, как мне было стыдно! Как мучительно было сознавать мне в 21 год всю бездну своего невежества и неспособности… А тут еще неудачные знакомства, не менее неудачное вступление в «кружок», – заставили меня смотреть на курсисток таким мрачным взглядом, так критически относиться к ним, что я не могла поневоле ни с кем сойтись ближе, и недовольство окружающими росло с большей силой…

1 ноября

Продолжаю воспоминания.

Вскоре наступили экзамены. Я чувствовала себя день ото дня хуже: сдавливание головы, как в тисках, стало сильнее давать себя знать, память отказывалась служить, я, тем не менее, не обращалась к доктору; временами я без сил бросалась на постель и лежала долго, неподвижно: мой внешний вид начинал обращать на себя внимание… Мне советовали беречься. До этого ли было мне, когда я решила сдать ускоренно все экзамены, чтобы уехать на свадьбу сестры? И вот началось…

Мое критическое отношение к своим познаниям, подготовка к экзамену по древней истории – так ясно показали мне необходимость знания древних языков для занятия древней историей, что изучение двух учебников для экзамена по истории Греции казалось мне просто кукольной комедией, позором, а я сама, изучавшая их, недостойна звания курсистки. В 21 год быть такой жалкой полуученицей! – когда многие в мои годы бывали уже или на 4-м курсе, или, по меньшей мере, на 3-м! – когда в прежние годы в этот возраст получали уже кафедры!