Дневники св. Николая Японского. Том Ι

На возвратном пути от Путятиных заехал к Владимирскому протоиерею Соколову по поводу церковного пожертвования. Опять неудача: любезные слова и обещания, когда будет досуг съездить со мною по Церквам его благочиния. — Вернувшись, застал на столе письмо Бюцова и написал ответ. Во втором часу отправился в «Департамент личного состава» к М. Н. Никонову, согласно извещению барона Розена о том, что ему нужно видеться со мной. Должно быть, по неопределенности выражений в бумаге Государственного Совета, Никонову представилось, что четыре тысячи восемьсот рублей хотят отнять у них, тогда как эти деньги по–прежнему нужны им для содержания священника, псаломщика и Церкви при Посольстве. Я объяснил, что настоятелем Посольской Церкви предполагается о. Анатолий, викарий же будет довольствоваться данными из другого места 3695 рублей, и дело тем уладилось. Никонов со всею любезностию обещал тотчас же написать ответ Государственному Совету, что со стороны Министерства иностранных дел нет никакого препятствия к учреждению викариатства в Японии, говорил, между прочим, что Струве много способствовал здесь проведению мысли об епископстве Духовного Ведомства. Вот–те и раз! Кто кого боится и кто кому препятствует? Министерство иностранных дел — Святейшему Синоду, или наоборот? — Встретился у Никонова с настоятелем нашим в Риме. — На обратном пути долго искал «Hotel de France», прошедши мимо его у самой арки на Большой Морской; встретился на Морской с Осада и Оомаем; поклонился проезжавшим в колясках Великим Князьям Константину Константиновичу и Алексею Александровичу; последний особенно красив и великолепен; как он величественно поднял руку к козырьку! — Барона Розена не застал и оставил карточку: направляясь же в Лавру, видел все великолепие Невского проспекта в три часа; день был редкий в Петербурге, и потому по Невскому, к устью его, гуляющие шли сплошною массою: дамы, позирующие в колясках, кареты, дрожки, треск, шум, — сколько жизни, движения и какая масса мыслей, мечтаний, волнений, зависти, ненависти, интриги — испаряется к небу от всего этого места! Для контраста зашел в Лавре на оба старые кладбища: только отдаленный городской гул здесь слышен: а как мирно и тихо покоятся все эти, когда–то также блиставшие и жившие на Невском: при входе занял меня мальчик, разбивающий деревянным осколочком свою ледяную гору, а там что–то особенно остановила могила М. Сав. [Марии Саввишны] Перекусихиной — она ли не была в свое время в центре всех интриг при Екатерине! И вот она тоже безмолвна под этим камнем, над которым как–то скандалезно бьёт в глаза её имя. — В три четверти девятого отправился к Василию Васильевичу Григорьеву, ориенталисту, ныне начальнику Управления по делам печати, по его приглашению у Корнилова («а я, признаться, ждал вас», — и назначил время — в понедельник вечером, его дом). В гостиной сидела жена с дамами и проводила чрез библиотеку в кабинет; там уже были трое старцев и один молодой какой–то ученый, только что вернувшийся из Германии. Василий Васильевич представил меня под видом якобы «знаменитого миссионера японского», но не назвал никого из присутствовавших. Ученый уступил место «ближе к хозяину», а сей шуточно стал рекомендовать старца–соседа в миссионеры в Японию, старец же начал рассказывать, как он однажды написал проповедь на Страстную Пятницу в образец законоучителю, и оная была произнесена последним. Стали собираться еще старцы. Константина Андреевича Скачкова я не признал, и он меня, и мы некоторое время сидели и разговаривали друг против друга, как незнакомые, пока я не спросил: «Да не господин Скачков ли?» Н. П. [Николая Петровича] Семенова тоже не узнал, и он уже после сказал о себе и рассказывал об индейце, племяннике «Нана Саиба», ныне живущем в Петербурге, подружившемся было с Великим Князем Константином Константиновичем в экспедиции и оттертым от него. Пришел и И. П. [Иван Петрович] Корнилов, мило зазвавший при прощанье на обед к себе, на который тут же и расположил, кого позвать из «восточных». Приходящим подавали чай, потом виноград и яблоки. Был еще молчаливый кавалерист, адъютант Скобелева в минувшей войне, очень умный, судя по вопросам об Японии. В двенадцать часов я ушел, получив два экземпляра книги хозяина «Россия и Азия» и обещание собрать еще книг для Миссии.

29 генваря 1880. Вторник