Дневники св. Николая Японского. Том II

— О. Романа не переродишь, и сколько бы он ни плакал, сам жалуясь на свою слабость, будет и после слез таким же, как и до слез. А он, в глазах Нумабе, плакал пред каникулами, когда я его сильно укорял за то, что позволяет ученикам не ходить в классы по лености. — Но до приезда господина Кавамото здесь быть инспектором некому. Пусть уж о. Роман тянет. В помощь ему поставить правилом, чтобы, как когда–то при о. Владимире, ежедневно классный журнал приносили ко мне для просмотра, кто и по какой причине не был в классе.

18/30 августа 1895. Пятница.

Так же, как вчера, продолжали являться возвращающиеся с каникул ученики и ученицы. Учительница Елена Ямада привела в школу двенадцатилетнюю девочку Марию Уцимура и рассказала грустную историю про жестокость деда и бабки этой Марии. Мать ее сделалась христианкою года четыре тому назад; но это возбудило к ней такую ненависть отца и матери, что под влиянием их муж прогнал ее, хотя и любил; больше года она жила у дальних родственников, пока местный священник, узнавши все дело, не убедил родителей и мужа вернуть ее. Вернувшись, она первое, что сделала — пристроила свою старшую дочь Марию в нашу школу. Исправляя домашние работы под постоянным ворчаньем немилосердных родителей и слабого мужа, она по ночам находила время вырабатывать шитьем на платье своей Маши и на взнос за нее один ен в месяц в школу. Но вдруг ей приключилось страшное несчастье: вечером, зажигая лампу, она нечаянно облила себя керосином, и платье загорелось на ней. В Женской школе получена была телеграмма, что умирающая мать желает видеть Марию. Мы послали девочку к ней. Маша целую неделю вся в слезах ухаживала за нестерпимо мучающеюся матерью. Поспешил туда и местный священник о. Тит Комацу напутствовать страдалицу. Она трогательно христиански приняла святые таинства и, умирая, убеждала своих родителей сделаться христианами, «чтобы быть там, за гробом, вместе». Родители, размягченные страданиями дочери, обещались слушать проповедника и исполнить «завещание» дочери (юйгон). Страдалица, наконец, отошла и погребена была по–христиански. Но родители скоро забыли ее «юйгон» и свое обещание. Без всяких причин они воспылали ненавистью к своему зятю и выгнали его из дома с пятью малыми детьми, из которых старшая — Мария, младший — недавно родившийся ребенок. Отец нашел себе место на шелкомотальной фабрике и кое–как питает своих птенцов. На возвращение теперь в школу Марии испрошено было позволение деда и бабки. Елена Ямада нарочно для того была у них. Они не запретили, так как выставлено было сильное желание их дочери воспитать Марию в духовной школе и мое согласие исполнить желание страдалицы, но вообще отнеслись к внучке презрительно–равнодушно. А между тем сами — дед 67, бабка 63 лет — зажиточные крестьяне, и никого в доме утешить их старость! «Но, — Елена говорила, — известные по всей округе самодуры и гневливцы»… Будем с о. Титом стараться вразумить и смягчить их. Господь поможет!

Читал с секретарем накопившиеся за последние дни письма. Ничего интересного!

В библиотеке устилали резиновыми листами чугунную лестницу.

19/31 августа 1895. Суббота.

После ранней обедни была панихида по умершему от холеры в Ода–вара ученике Семинарии Антонии Исокава. Служил я с двумя священниками; молились ученики Семинарии и Женской школы.

С восьми часов началось учительское заседание для составления расписания уроков на начинающуюся треть. Сделали это. О. Сергий Глебов остается неисправимым в самопроизвольстве. Вместо того чтобы подавать пример трудолюбия и исполнения долга, он оказывается самым слабым в том и другом; тогда как всем учителям академистам — по пятнадцать уроков в неделю, он больше девяти не согласился взять; и кому бы, как не ему, русский язык преподавать, — он и того не взял на себя в третьем и четвертом курсе. Учителя уж и не настаивали, я тоже; ничего не поделаешь с людьми, для которых закон не писан; только ссора выйдет, потому что, кстати, еще горд и раздражителен, а худой мир лучше доброй ссоры. Академисты–японцы оказываются более порядочными и резонными людьми и надежными помощниками, чем свой брат — единственный русский помощник–миссионер.

Сегодня, в расчетный день, был, между прочим, окончательный расчет по постройкам. Библиотека вполне отстроена, на нижней площадке все работы также кончены. Вперед, до постройки зданий для Семинарии, расходы по этой части прекращаются.

Учащиеся почти все собрались. Тем не менее всенощную сегодня пели трехголосно — регенты и причетники. Дмитрий Константинович Львовский утром приходил попросить, чтобы еще раз пропеть там. И пропели очень стройно.