Нынешние фухейся (Цудо и прочие) — скрипячие колеса Церкви, которые пользы ни на грош, а всех беспокоят. Потому, разве они говорят что дельное? Ни на волос, а беспокойства и расстройства много. Есть люди — чуткие к пользам и вреду, — они в самомолчании вред заметят и ворчливо или сердито указывают, — такая оппозиция хороша. А что пользы в лае собаки на ветер?
(По прочтении монографии Царицы Прасковьи).
Даже такие мягкие личности, как эта Царица, какие неистовые жестокости делали (жжение стряпчего Деревника)! И это было полтораста лет назад. Куда же девались эти ужасные нравы? Куда исчезли во всей Европе? Чему обязано человечество этим благам? Французской революции! Казнь Людовика XVI была громом, поразившим бесчеловечие в Европе. А французская революция произвела Вольтера и прочих. Стало быть, орудия пр [?]: и они; бессознательно они были тоже воплотители идей христианства (потому что в конце концов все блага — от Христа, — другого источника нет). Не нужно же клясть и Вольтеров, как и теперешних революционеров, — а нужно только благоговеть пред путями промысла, все направляющего во благо; да, нужно смиряться. Я тоже был бы жесток — не хуже других в тот век; когда читаешь о тех временах, что–то как будто родное в тамошних нравах чувствуешь, слышу в себе кровь тогдашнего богатства — с хорошим и дурным и со всеми побоями того времени; конечно, при писании тогдашних подвигов, вроде копчения стряпчего, негодованье закипает, но сам–то в гневе разве соблюдаешь границы? И не плачут ли от тебя теперь — от жестоких слов твоих? Тогда же, неверные, плакали бы от твоих застеночных пыток во гневе, — хоть потом, может, и жаловал бы пытаных. Эх, человеческая натура! Сколько в тебе природной мерзости, гадости, зверства! И это во всяком народе — везде, только в несколько измененном виде, так что смеяться друг над другом никому не следует! Не следует лицемерно издеваться и над теперешними революционерами. Вероятно, они тоже творят свою миссию, и после них еще легче и мягче сделается человечеству. Злое вверху выбивается злым из низу. При давлении взрыв — физически понятная вещь.
Совершено освящение основания храма — на камне при начале четвертого венца — выше пола. Положена серебряная доска с надписью и русский лист с более подробною. При освящении были: Давыдов, посланник, Яков Александрович Гильдебрандт, командир фрегата «Владимир Мономах», архитектор Conder и прочие. — Служба была на японском, — После обед, на котором надоел всем многолетиями диакон Митрофан.
Было погребение отрока (десять лет восемь месяцев) Алексея Сайго, сына министра Сайго, умершего в Вашингтоне, в семействе Струве. В первый раз погребенье — совершено по–православному, с предношением креста, впереди которого двое в стихарях (Сергей Номура и Он. Оогое) шли с дикирием и трикирием; крест несли попеременно два японских диакона (Роман Циба и Федор Мидзуно) в облачении; за ними певчие — ученицы и ученики, всего шестьдесят семь человек — попарно, с пением «Святый Боже», потом два русских диакона (Митрофан и Арсений), два японских священника (Сато и Ниицума), два миссионера (Владимир и Гедеон) и я — все в золотых облачениях, — иеромонахи Владимир и Гедеон — в камилавках, я, по обычаю, в митре и с посохом, — книгодержец (Имада) и жезлоносец (Уеда), — гроб, отец и родные, — посланник наш, знакомые и прочие, — все без шапок (что заранее поставлено в условие при молитвенном провожании гроба).
День Бог послал превосходный — ясный и без ветра. От Миури до Аояма шли часа полтора. Полицейские предходя устраняли возможность беспорядка при ходе процессии. Впрочем, и без того, кажется, все было бы благополучно. Народ ведет себя очень скромно. На кладбище собралось немало христиан.
Да даст Господь вскорости всеобще так хоронить всех умирающих в Японии!
Печатается Псалтырь. Что дальше переводить? Думал было Требник и Служебник; но оставить это и иметь в памяти, что чрез три года будет готов храм, стало быть, Богослужение должно быть правильное, как вообще в православном храме; для сего же нужно: в три года приготовить: Постную Триодь. Цветную Триодь (обе вместе составляют треть годового богослужения), Праздничную Минею и Общую Минею. После этого уже можно и должно перевести Требник и Служебник. Сии последние, какие бы ни было, в обращении уже есть и не составят большого различия, а Триодей и Миней и в помине нет! Итак, не сбиваясь с толку никакими соображениями впредь, ввести вышеозначенное в порядок переводов.