Дневники св. Николая Японского. Том V

Жара бедовая, жажда нестерпимая, оттого целый день точно в собственном соку варишься. — Во время всенощной началась гроза: гром не очень сильный и молнии беспрерывные почти все время службы. И замечательное физическое и физиологическое явление: во время литии на молитве и возгласе был у меня вялый голос, так что большую молитву, начавши громко, едва кончил тем же тоном, и тембр голоса был глухой; но, когда вышел на величание, для чтения Евангелия и возгласов, голос оказался совершенно другим: громкий, звучный, неутомимый; как гроза очистила атмосферу и как атмосфера важна для физиологических отправлений!

Ризничий Моисей Кавамура заболел плевритом и отправлен для лечения в городской госпиталь. По одной ене нужно будет платить за день, но для такого усердного и исправного ризничего не жаль. Вся плата 1 ена 20 сен за помещение среднего класса; но где же при маленьком жалованье и большом семействе ему все платить! Зарыдал он, когда сказал эту сумму; я предоставил ему платить 20 сен, а одну ену взял на себя. Дал бы Бог только, чтобы выздоровел.

Иван Акимович Сенума приходил просить о перемене школьного врача Оказаки на другого — ошибается–де часто и дорого берет за лекарства. Не отказывая ему, испытаем пока другого соседнего врача, которого рекомендуют, — учился–де в Германии, за лекарства берет вполовину меньше; увидим.

15/28 августа 1900. Вторник.

Праздник Успения.

Совсем мало было христиан в Церкви.

Начинают собираться в школы. В Женскую школу, между прочим, прибыли две новеньких из Сайдзё, на Сикоку, одна из коих — которой уже двадцать один год — невеста студента медицины, учащегося ныне в Германии, который оттуда писал отдать его нареченную именно в нашу школу. В Семинарию Павел Сайто, катихизатор в Бато, привез своего сына Савву, который совсем еще малыш, четырнадцати полных лет нет — не знаю, выдержит ли науку здесь; с тем и другого, которому шестнадцать лет, сына одного из прихожан. В Катихизаторскую школу явился Степан Ока, из Цуяма, никуда не годный балбес; дед — самодур — испортил малого; своевременно не пустил его сюда в Семинарию, несмотря на желание матери; терся он потом по разным школам, ища профессии угодной глупому деду; ныне вот сам дед отпустил его, как больше никуда не годного, в Катихизаторскую школу. — Господи, зришь ли Ты поношение мое? И когда же Ты дашь — из России и из Японии — людей достойных служения Твоей Церкви? — Впрочем, Господь ведает, что творит! Не нам вопрошать Его и унывать!

16/29 августа 1900. Среда.

В Семинарию уже набралось четырнадцать вновь поступающих, в Катихизаторскую школу — четыре.

Из Тоносава должны бы вернуться сегодня проводящие там каникулы семинаристы, но почему–то произошла задержка в выдаче им на почте денег, посланных пять дней тому назад на расплату за пищу и на дорогу; сегодняшние телеграфные расспросы, вероятно, исправят дело, и завтра они прибудут.

17/30 августа 1900. Четверг.

Написано в Россию, к о. Феодору Быстрову, чтобы выслали парчи на шесть священнических облачений и прочее. Будем с этой поры выписывать материалы для риз и сами здесь шить, ибо всегда перешивать приходится пришедшее оттуда, по росту здешних служащих.

О. Мии из Кёото пишет, что место, которое мы хотим купить в дополнение к нашему, никак не продается дешевле 37 ен за цубо, то есть нужно заплатить 6500 ен за 175 1/2 цубо. Ответил ему — купить; нечего делать! Слишком уж тесно наше нынешнее: между алтарем и домом священника всего три фута приходится по плану, начертанному архитектором, и который сегодня же получен в письме о. Семена. — В плане я сделал некоторые поправки в домах и отослал обратно.

Из Хакодате вернулись учительницы Текуса Сакай и Надежда Такахаси с кучей учениц. Из Тоносава в девять часов вечера вернулись ученики Семинарии, проводившие там каникулы.

18/31 августа 1900. Пятница.

Зашедши как–то в канцелярию, совершенно неожиданно увидел там оосакского священника о. Сергия Судзуки; позвал его в свою комнату для разговора без свидетелей, догадавшись, что у него случилось что–то неладное. Оказывается следующее:

— Что делать с катихизатором Ирино? Завел переписку с тринадцатилетней девочкой. Некоторые из церковных старшин это узнали и требуют удаления его из Оосака.

— Ирино самому всего двадцать три года; это самый младший из катихизаторов прошлогоднего выпуска; он тоже почти ребенок; ведь между ними не было ничего серьезного?

— Конечно, не было. Родители девочки были ласковы к Ирино; он у них иногда ночевал, и они имели неосторожность класть его спать в одной комнате с дочерью; отсюда и началась близость Ирино с девочкой, и они ныне пишут письма один к другому.