Дневники св. Николая Японского. Том V

Лейтенант Леонид Лаврович Козьянинов, командовавший одним из небольших военных наших судов в Китае. С пятого часа проговорили мы с ним до половины девятого. Как интересующемуся Японией, я ему рассказал кое–что из японской истории. Он, в свою очередь, поведал мне о делах китайских и особенно манчжурских, где он лично был свидетелем текущих событий. Благовещенского потопления китайцев и он очень не одобряет, и скорбит о сем позорном для России деле; действительно, казаки участвовали в потоплении и ограблении китайцев, по его словам.

18/31 декабря 1900. Понедельник.

После полудня вдруг является о. Матфей Кагета, которому следовало бы быть в Сидзуока. Принимает благословение, молится на иконы и садится на пол; большого труда мне стоило посадить его на стул. Спрашиваю:

— Что приключилось с Вами?

— Потерял дароносицу со Святыми Дарами.

— Где и как?

— В субботу вечером ехал из Тоёхаси в Хамамацу. Выходя из вагона, забыл взять саквояж, в котором были священные предметы. После спохватился, но поезд уже ушел. Саквояж нашли брошенным у станции: антиминс, крест и иконки в нем, а дароносицы нет. Я объявил и рассказал все на станции; обещали искать; кстати, там случился один чиновник из слушателей учения; но едва ли найдут.

О. Матфей смотрел совсем потерянным и убитым, спрашивал, что ему делать? Может ли он служить после этого священником? Я ободрил его. Конечно, проступок его — достойный сожаления, но происходит он не от злонамерения, а от небрежения. Пусть он молится о прощении ему вины поругания Святых Тайн, пусть даст твердый зарок вперед не иметь подобного проступка. Но вина его снимется с него таинством покаяния во время его обычной исповеди в июле у меня, когда он приходит сюда на Собор. И продолжать свое служение священника он может.

Велел я ризничему принести дароносицу с мешочком, который, вложивши дароносицу, надел на шею о. Матфею, и показав место хранения дароносицы во время путешествий непременно за пазухой, строго–настрого заповедал ему вперед всегда так хранить Святые Дары в путешествиях и с миром отпустил его.

При простуде старался не выходить на холод, чтобы к завтра вполне поправиться. Зато извне двери почти не затворялись — все с расчетами, за деньгами. Все удовлетворены, долгов у Миссии нет, зато четыре тысячи взято из банка, и их нет!

19 декабря 1900/1 января 1901. Вторник.

Японский Новый Год.

Вчера за всенощной я не был, к глубокому моему прискорбию, — простуда не позволила. Служили о. Феодор Мидзуно и диакон Кугимия; пели причетники.

Сегодня Литургия с восьми часов, отслуженная оо. Симеоном Юкава и Феодором Мидзуно. На молебен и я выходил. Пели Литургию и молебен оба хора. Христиан из города было весьма мало. — Обычные поздравления потом певчих с «икутосимо», служащих Церкви. Был из русских Козьянинов, надоевший, наконец, ибо мешал мне общаться с поздравителями.

В два часа был о. Павел Савабе, еще больше надоевший своим вечным нытьем, что нет хороших христиан. «Нет, так постарайся по силам, чтобы были», — твержу я ему всегда. Но где же стараться! Ничего не делать–то гораздо легче. — По ушествии сего нытеня я ушел в библиотеку, где и пробыл до сумерек. Надоели!

В девятом часу вечера был какой–то русский, спрашивал, где Консульство. Я сказал, что в Иокохаме, и раскланялся с ним.

20 декабря 1900/2 января 1901. Среда.

О. Матфей Кагета извещает, что дароносица, похищенная из его саквояжа, нашлась — тоже брошенная у станции в Хамамацу; и Святые Дары в ней целы. Слава Богу!

До обеда с утра я занимался введением переплетенных книг в каталог в библиотеке; после обеда, с двух часов, отправился в город и побыл у Bishop’a Awdry, оставил карточку, не застав его дома. Больше ни у кого не был. Скука таскаться с этими ни к чему не нужными визитами. И к Awdry–то заехал затем, чтобы спросить, почему он приглашает к себе на 10–е число.

21 декабря 1900/3 января 1901. Четверг.

Целый день почти совсем беспрепятственно читал русские духовные журналы, с последнею почтою пришедшие. Не мешает иногда чувствовать себя совершенно русским…

22 декабря 1900/4 января 1901. Пятница.