Дневники св. Николая Японского. Том V

Больше часа, ни слова не проронив, слушал я изложение всего этого о. Симеоном Мии и впервые постиг, какой он плохой священник, да и плохой христианин. Последнее он особенно обнаружил горячим спором со мной, когда я, выслушавши его, произнес решение.

— Обвинений в лености, пьянстве и подобном я не коснусь, так как Вы оправдываете его во всем этом. Пусть по–вашему. Но он, в противность заповеди Спасителя, отпустил свою жену, не имея за нею вины прелюбодеяния; за это свое преступление он исключается из катихизаторов.

— Она сама ушла от него.

— Неудивительно; Вы же сами говорили, что он бил ее.

— Она была плохая жена.

— Он — муж, глава, отчего не учил, не наставлял ее?

— Ее мать не хотела, чтобы она жила с ним.

— Тысячи подобных причин можно привести, и ни одна не отменит прямой заповеди Спасителя, кроме причины, которая указана Им Самим, — а этой причины не было.

— Но она теперь живет с другим, стало быть, любодействует.

— Мы с вами не иезуиты, чтобы так извращать смысл развода, это–то и есть вина Такеици, что он заставил ее любодействовать…

Жену Такеици о. Семен не видал, ее ни о чем не спросил, а это — главное, что я наказывал ему, чтобы не слушать только одну сторону. Говорит, что был у ней, но не застал дома; а в другой раз не потрудился заглянуть. Конечно, вместе с этим теряют силу все речи, наговоренные ему Петром Такеици и его сторонниками о жене. Все это я втолковывал ему долго, и все бесполезно. Такого глупого и, главное, такого антихристианского человека я впервой вижу в нем. В заключение я сказал ясно и решительно: «Беру голый факт: Петр Такеици нарушил прямую заповедь Спасителя, отпустив свою жену, поэтому проповедником учения Спасителя быть не может. Завтра утром я ему скажу это и уволю со службы; сегодня же уже поздно, возьмите его и ступайте вместе с ним ночевать в Семинарию». (Такеици не явился ко мне, а был где–то инде.)

8/20 июля 1899. Четверг.

Утром переноска книг с третьего этажа дома в библиотеку посредством учеников, оставшихся на каникулы, ныне почти все перенесены; срединные полки сняты, и третий этаж, то есть подкрыша большого дома, может служить кладовою для сухих вещей.

Так как о. Мии и Петр Такеици сами явились, то в одиннадцать часов я их позвал. При свидании сказал быть и секретарю Нумабе. Приняли благословение. Сели.

— Давно не видались, — приветствовал я Такеици обычною фразою. Он отвечает тоже приветствием.

— Слышал, что Вы с женою развелись. Правда ли?

— Да, развелся.

— И причина?

— Рассказать?

— Непременно скажите.

— С самого начала?

— Много рассказывать не нужно. Я вчера все в подробности слышал от о. Симеона. Мне нужно только слышать от Вас самих, имели Вы достаточную причину развода или нет?

— Да, достаточную.

— То есть Ваша жена сотворила грех прелюбодеяния?

— Нет, этого не было.

— Больше этого мне ничего не нужно и слышать от Вас.

Я вынес японское Евангелие, прочитал ему Мф. 5, 32 в доказательство того, что Спаситель придавал особенно важное значение заповеди нерасторжимости супружества; еще Мф. 19, 9.

— Видите, что Вы, будучи проповедником учения Спасителя, нарушили одну из самых прямых и важных заповедей Его. Поэтому самому Вы не можете быть больше проповедником и отрешаетесь от этой должности и звания. Знаю, что Вы можете многое наговорить в свою защиту: жена–де была дурного нрава, она–де сама оставила меня, мать ее не хотела, чтобы она жила со мной, и прочее, и прочее — все это я уже слышал от о. Мии, но все это языческие резоны, укажите мне в Слове Божием хоть одну из этих причин, как достаточную причину развода?.. Итак,

если Вы желаете продолжать служение катихизатором, то сойдитесь опять с Вашей женою; пусть она уведомит меня, что живет с вами и вперед не оставит Вас. — Вы будете поставлены проповедником в одну из Церквей, исключая Каназава, где Вы так скомпрометировали себя. Если Вы не можете сего, то не можете и служить Церкви. — У Вас катихизаторское жалованье за восьмой месяц — возьмите его себе; кроме того, вот Вам пять ен на дорогу от Каназава; еще десять я пришлю Вашей матери на дорогу Вам и ей до Вашей родины Токусима. Эти пятнадцать ен я, конечно, не могу поставить на счет Церкви, потому расписки не нужно, — это мое личное дело.

Сказавши все это, я встал и ушел, потому что, решительно, тягостно было; терять катихизатора всегда для меня составляет мучение; прошлую ночь я почти не спал, продумал и промучился.

О. Мии молчал, когда я говорил с Такеици. Но когда ушли они, Нумабе пришел сказать, что о. Мии просит свидания и имеет нечто сказать — он не спокоен духом (фуансин). Я сказал, чтобы пришел в половине первого часа; думал, что он опять будет защищать Такеици, и собирался учинить за это ему отличную головомойку. Но, к счастью, опасение мое не оправдалось: пришел он опять в роли пастыря, заботящегося о своем стаде.

— В Каназава непременно надо послать катихизатора.

— Кого? Все распределены.

— Акилу Ивата, который родом оттуда. На месяц или на два только, пока забудется этот скандал с Такеици.