Дни.

– Протопопов арестован!.. И в то же мгновение я увидел в зеркале, как бурно распахнулась дверь в «кабинете Волконского» и ворвался Керенский. Он был бледен, глаза горели, рука поднята… Этой протянутой рукой он как бы резал толпу… Все его узнали и расступились на обе стороны, просто испугавшись его вида. И тогда в зеркале я увидел за Керенским солдат с винтовками, а между штыками тщедушную фигурку с совершенно затурканным, страшно съежившимся лицом…

Я с трудом узнал Протопопова… – Не сметь прикасаться к этому человеку!.. Это кричал Керенский, стремительно приближаясь, бледный, с невероятными глазами, одной поднятой рукой разрезал толпу, а другой, трагически опущенной, указывая на «этого человека»…

Этот человек был «великий преступник против революции» – «бывший» министр внутренних дел.

– Не сметь прикасаться к этому человеку!..

Все замерли. Казалось, он его ведет на казнь, на что-то ужасное. И толпа расступилась… Керенский пробежал мимо, как горящий факел революционного правосудия, а за ним влекли тщедушную фигурку в помятом пальто, окруженную штыками… Мрачное зрелище…

Прорезав кабинет Родзянко, Керенский с этими же словами ворвался в Екатерининский зал, битком набитый солдатами, будущими большевиками и всяким сбродом…

Здесь начиналась реальная опасность для Протопопова. Здесь могли наброситься на эту тщедушную фигурку, вырвать ее у часовых, убить, растерзать – настроение было накалено против Протопопова до последней степени.

Но этого не случилось. Пораженная этим странным зрелищем – бледным Керенским, влекущим свою жертву, – толпа раздалась перед ними.

– Не сметь прикасаться к этому человеку!..

И казалось. что «этот человек» вовсе уже и не человек…

И пропустили. Он прорезал толпу в Екатерининском зале и в прилегающих помещениях и довел до «павильона министров»… А когда дверь павильона захлопнулась за ними – дверь охраняли самые надежные часовые. Комедия, требовавшая сильного напряжения нервов, кончилась. Керенский бухнулся в кресло и пригласил «этого человека»:

– Садитесь, Александр Дмитриевич!...

* * *

Протопопов пришел сам. Он знал. что ему угрожает, но он не выдержал «пытки страхом». Он предпочел скрыванию, беганию по разным квартирам отдаться под покровительство Государственной Думы. Он вошел в Таврический дворец и сказал первому попавшемуся студенту:

– Я – Протопопов.

Ошарашенный студент бросился к Керенскому, но по дороге разболтал всем, и к той минуте, когда Керенский успел явиться, вокруг Протопопова уже была толпа, от которой нельзя было ждать ничего хорошего. И тут Керенский нашелся. Он схватил первых попавшихся солдат с винтовками и приказал им вести за собой «этого человека»

* * *

В этот же день Керенский спас и другого человека, против которого было столько же злобы. Привели Cухомлинова. Его привели прямо в Екатерининский зал, набитый сбродом. Расправа уже началась. Солдаты уже набросились на него и стали срывать погоны. В эту минуту подоспел Керенский. Он вырвал старика из рук солдата и, закрывая собой, провел его в спасительный «павильон министров». Но в ту же минуту, когда он его спихивал за дверь, наиболее буйные солдаты бросились со штыками… Тогда Керенский со всем актерством, на какое он был способен, вырос перед ними:

– Вы переступите через мой труп!!! И они отступили…

* * *

Выражение «великая, бескровная» теперь справедливо заплевано, ибо оно стало не только смешным, но кощунственным после тех потоков крови, которые пришли позже… Но Керенский, по крайней мере, свою «бескровную» точку зрения, свою «бескровную» тактику защищал со всей энергией, со всей актерской повелительностью, на которую был способен. Он не только не пролил крови сам, но он употребил все силы своего «драматического таланта», чтобы кровь «при нем» не была пролита. Многие ли могут похвалиться, что они в известную минуту не закрывали глаз и не умывали рук?...

* * *

В этот день дела испортились в полках. Хотя почти все части, которые являлись в Государственную Думу, были без офицеров, но все же до сих пор открытых враждебных действий против офицерства, как такового, не наблюдалось. А сегодня это началось. И по телефону и личные делегации из разных петроградских полков стали просить, чтобы приехать повлиять на солдат, которые вышли из повиновения и стали угрожать. Комитет Государственной Думы немедленно занялся этим.

Сначала послали желающих, независимо от их левизны. Поехали

те, кто чувствовал себя в силах говорить с толпой, – главным образом, звонкий голос… Они поехали, вернулись через некоторое время в очень хорошем настроении.

Так, помню, в один из полков послали одного правого националиста, человека искреннего и с убедительными нотками в его несколько бочковатом басе. Он вернулся.

– Да ничего… Хорошо. Я им сказал, – кричат «ура». Сказал, что без офицеров ничего не будет, что родина в опасности. Они кричали «ура». Обещали, что все будет хорошо, они верят Государственной Думе…

– Ну, слава богу…

Только вдруг зазвенел телефон…

– Откуда? Алло?