Дни

Я говорил, что я не хотел таскать ее по знакомым; не мой стиль. И перед нею неловко; снова: когда женщина нравится, все оно вроде… ты же и виноват, что мир устроен нелепо. Она-то не виновата — женщина; ну, а ты… Но не надо считать, что я уж этак и был пассивен; я, например, думал снять квартиру и одно время был столь решителен, что даже и сам не знал, чем бы это кончилось; я, снова как Печорин (извини), стремясь разыграть Бэлу, мог и всерьез войти: в свою же игру. Только тут неясно, кто Бэла, а кто Печорин. Но, короче, я мог бы снять квартиру абы как — «посмотрим, что будет»; а после втянуться — и, как минимум, на некое время официально уйти из дому. Мое семейство, скажу, не слишком чувствовало ситуацию; жена привыкла, что я — не человек дома, и что мне надо там где-то и зарабатывать деньги, и что я вообще — шляюсь; помучившись со мною в первые годы, обещав повеситься, броситься с балкона, уйти, уехать и ничего такого не сделав — она наконец увяла и отрешилась: мол, черт с тобой; а поскольку у нас и никогда не было принято, чтоб если кто отсутствует долго, то после излагать подробности, если сам не вызовешься, — то она (я, во всяком случае, полагаю) и тут ничего особого не заметила, а мне и не приходилось выбирать — врать или не врать; жена всегда, если я, положим, застрял на ночь, потом дня два вела себя со мною с той «зоологической» женской злостью, злобой, проявляемой, да ты знаешь, в «мелочах», бытовых вывертах, которые хуже выстрелов, — с той злобой, которая не имеет должного ответа, ибо все ответы тут идут по касательной, а сама злоба идет из самых недр женского существа, — и от которой как раз и вешаются, ибо она дремуча и безысходна, и прямо и намекает на безысходность жизни самой; но дня через два она — добродушная по природе и «все же» любящая меня, «несмотря ни на что», — дня через два она остывала; и хотя никогда не вспоминала свои вины (а их было много за эти годы, хотя бы по части судеб детей и моего дела), — женщина, видимо, и верно неизменно субъективно не виновата! — но и мои забывать умела. Притом не нарочно и не злопамятно — не до случая, — а именно забывать. И все шло. Так что по этой линии покамест не было изменений, напряжения… Но если бы я ушел на квартиру… Но на квартиру я не ушел.

Ирина вроде поощряла мои заботы; но поощряла спокойно и снисходительно. «Квартира? Ну да, квартира. А что? Почему бы нет?» Относительно моего семейства она, надо сказать, сразу приняла позицию: мне, мол, нет до этого дела. Это дела — твои. Хочешь — видь меня; не хочешь — не видь; а этого в природе нету. И я некое время жил в двух измерениях; если бы они хоть где-то пересекались, цельность жизни бы сохранялась; а так — нет. Правда, уж потом жена, почуяв «что-то», узнавала голос Ирины, если та звонила ко мне домой, — и «фыркала»: так зло и остро, как только и умеет — женщина о женщине. Да еще о более молодой… Жена, которая знала разрушительную силу стихии — знала по нашему с ней опыту! — взяла интонацию о виноватости другой женщины; а как же ты (тогда-то, сама-то?), висело на языке; но ладно. Так вот, об этой квартире. Она не проявила особого рвения, но и не противилась; квартира? ну да, квартира; ну да. Тот разговор наш, наверно, на чей-либо взор и должен был бы «прервать отношения»; ведь такие открылись бездны. Но странно, ни она и ни я не сменили тона; разговор — ну и разговор; никому не говори — не скажу; ну и — когда увидимся? Ты знаешь, давай примерно ну, там, в четверг; в четверг? ну что же; а когда? да вот — и далее; а о разговоре — нет тени; поехали. И вот… все я никак… вот — квартира.

Я дал объявление по горсправке: на этих бланках; старое, доброе… еще с тех времен.

Еще с тех времен, когда мы с женой метались — без места, «без крыши над головой»; когда сменили восемь, а то девять частных квартир.

Ты не ищешь среди родных и знакомых — родные и знакомые, по части помощи мне, всегда, надо сказать, были из слабых мест моей линии; не ищешь — не ловишь удочкой; зато запускаешь невод — объявления у метро, у… И вот — звонят.

И сам выбираешь: в Москве полно свободной жилплощади.

Свободной жилплощади при отсутствии квартир и прописки.

Не знаю, уж в чем тут дело — судьба, не судьба; но на сей раз — через столько лет — не позвонил никто.

Как это могло быть?

Я, надо сказать, — я-то испытывал по этому поводу даже и двойственные чувства: нельзя сказать, чтобы ассоциации были бы из приятных. Те же бланки, те же… проблемы. И — блеск Солнца — главного Солнца жизни из глубины того прошлого… Но это иное, а, а, — «сам факт»?

Не позвонили — никто?

Судьба?

Или тут Ирина «чего-то» хитрила?

Ведь звонить должны были ее подруге. Связь держала — она.

Уж не хитрила ль?

Не видела ль, что…

Но ладно.

Но факт есть факт: три раза я давал объявления — да помногу — да на людные доски: уж знал опять я по опыту — знал по старому; нет.

Ни одно.