Дни

— Мы должны, наконец, осознать подлинную ответственность, — сказал главный, сел, развернул бумажку с надписью «В президиум» и прочел: «Хек, бильдюга, простипома и стерлядь ждут тебя, Саня, в бистро «Улыбка». Закругляйся; скажи, что ты виноват, и айда». Главный покраснел, встал и не нашел ничего менее остроумного, чем прочесть эту записку на все собрание, делая, конечно, соответственные запинки и ошибки почти в каждом из имен рыб. Далее он произнес новую речь, похожую на предыдущую, но двумя тонами выше, а сам уж косил глазами и на ту записку, которая лежала на этом желтом гладком столе перед Балиным; Балин тоже косил на нее глазами, но не решался убрать, а как бы смотрел отсутствующе в зал — поверх голов; если бы он убрал, то подтвердил бы худшие предположения главного. Он раньше-то не обращал внимания на оживленный обмен записками между столом президиума и залом, а теперь обратил. Между тем в записке было: «Слава, когда ты сдашь материал об основных и разовых свиноматках?» (Это был почерк Балина.) И ответ: «Разовые куда скуснее». Конечно, текст можно было понять как заботу Балина о деле даже во время собрания, но можно было и иначе.

Эту молчаливую борьбу взоров прервал возглас из открывшейся (и тут же закрывшейся!) двери:

— Включите приёмник. Важное сообщение.

— Кто это? — недовольно спросил главный Балина, как бы брезгливо глядя на того сверху вниз.

— Не знаю, — как бы робко отвечал Балин.

— Вы не знаете голосов своих сотрудников? — недовольно спрашивал главный.

Балин спокойно пожал плечами и продолжал отсутствующе смотреть поверх голов в стену.

Впрочем, смотреть поверх голов было нетрудно, так как головы в зале были опущены, а многие спины могуче дрожали, будто эти люди рыдали над могилой атамана.

— Так что же вы предлагаете? — спросил главный, уперев пальцы в стол и невольно-подозрительно меряя взором Балина.

Тот снова, с тем же видом, пожал плечами.

— Включите приемник, — каким-то покровительственно-обиженным голосом, как юродивый детям, приказал главный.

Кто-то нехотя подошел и включил.

— …важное сообщение. Важное сообщение. Запущен корабль с человеком на борту. Впервые в истории космонавтики в космос летит человек, не имеющий специального технического, военного и летного образования. Впервые в истории космонавтики.

Все помолчали.

— Может, пойти на площадь? Может, там митинг? — предположил кто-то.

— Стало известно имя героя, — продолжал приемник через две минуты, скрипя и бархатно давая глубину на волне УКВ. — Это завотделом одного учреждения в городе… уважаемый сотрудник Юрий Шепитько.

— Может… и правда на площадь? — растерянно произнес главный, невольно отыскивая глазами Шепитько, который, как на грех, «вышел».

— Пояснение, — раздалось через минуту. — Митингов на площади просят не проводить. За такой митинг уже однажды разогнали Балашовскую область.

— Как они это делают, бесстыжие, — помолчав, сказал главный. — Ведь кого угодно… с панталыку собьют. Но это им так не пройдет. Не сегодня, так… Нет, это не пройдет. Но как делают?!

— Так же, как 35 тонн, — сказал Балин, глядя в стену.

— Какие 35 тонн?

— Местное радио вчера передавало. Не слышали?

— С вами тут послушаешь радио.

— Развернулось соревнование в честь такой-то годовщины, положим нового года. Передовики производства включились в соревнование. Большие успехи достигнуты на этом пути. Так, машинисту депо Колодезь-сортировочная на перегоне от станции Сушиловка до станции Северные Мормыжи удалось сэкономить 35 тонн пара. Соревнование продолжается, все новые передовики производства включаются в дело.

— Ну и что?

— Ничего, — усмехнулся Балин.

— Ах, Мормыжи. Сушиловка. Таких и станций нет.

Собрание завизжало, а Балин продолжал усмехаться.

— Что-то… я не пойму. Ах, 35 тонн пара. Хи-хи, — подумав, хихикнул главный. — И это прошло в эфир?

— А как же.

— Ты же небось и передал эту информацию на радио, Балин. У тебя там дружки.

Балин пожал плечами.

— Плохую услугу ты им оказал. Небось кого-нибудь уж прогнали.

Балин лишь шевельнулся на стуле.

— Да не я это, — наконец сказал он: впрочем, неуверенно.

— Так о чем мы… Ах, да. Что это еще за новое безобразие? Как это вы делаете?

— Это они в динамик.

— Кто они? В какой динамик?

— Говорится в динамик, а приемник подсоединен. Простая техника! Тут и не такое могут!

— А где же динамик?

— А динамик в вашем кабинете.

— В моем кабинете? А где же мы сейчас-то?

— А сейчас мы в конференц-зале.

— Да… верно. Голова кругом.

Главный к тому же привык, что заседает в собственном кабинете.

— В моем кабинете… Так кто же — они-то?

— А кто они — это неизвестно.

Через неделю всё припомнили.

Припомнили, как в стенгазете написали, что главный неизменно заботится о нуждах подчиненных — пропустив в этом слове букву первое «е»; как перед выступлением в учреждении другого поэта, Буркова, Балин сказал вступительное слово, закончив его двустишием собственного сочинения:

Прочел я Пушкина. Помилуйте, не ново.

Все это мы давно читали у Буркова;