Читаем Дни боевые полностью

В Присморжье на НП командующего армией оказался и командующий войсками фронта. Оба генерала находились на окраине населенного пункта и оттуда руководили боем. Меня они смогли принять только к вечеру, когда напряжение боя спало.

— Здравствуйте! Давно мы с вами не виделись, — встретил меня генерал Курочкин. — Как здоровье? Как дивизия? Где она теперь?

Я доложил: дивизию оставил на марше, сам здоров, жду приказа.

— За приказом дело не станет, — ответил командующий. — А вот скажите, обедали ли вы?

— Пока нет. Пообедать всегда успею.

— Ну нет! — весело возразил генерал. — И пообедать надо, если есть возможность. Идите в столовую и пообедайте.

Вторично — это было уже вечером — генерал Курочкин принял меня в избе, занимаемой командующим армией.

На улице стемнело. Хорошая погода сменилась ненастьем: большими хлопьями повалил снег, вдоль Ловати подул резкий, пронизывающий ветер.

Когда я вошел в избу, оба генерала сидели за столом, склонившись над оперативной картой, и о чем-то беседовали.

— Я изменил свое решение, — обратился ко мне генерал Курочкин, — и передал вас в распоряжение соседней армии генерала Морозова. Вы знаете его. Будете действовать на его левом фланге, на стыке с 1-й ударной армией. Задача дивизии: сегодня ночью переправиться на западный берег Ловати, завтра с утра повести наступление на Борисово, овладеть им и прочно там закрепиться. Начало атаки в 7.00.

Я слушал генерала, следил за его карандашом, которым он водил по карте, и старался все запомнить. Но чем больше я оценивал обстановку, тем тревожнее становилось у меня на душе.

— Задача ясна? — спросил Курочкин.

— Задача понята, — ответил я, — но позвольте, товарищ командующий, доложить вам.

— Говорите.

— На подготовку к атаке слишком мало времени, и это сильно беспокоит меня. Сейчас восемь вечера, возвращусь я в дивизию не ранее десяти и найду ее в обороне, разбросанной по берегу. Предстоит собрать части, вывести их на новое направление и сосредоточить на рубеже атаки. Все это надо проделать ночью на совершенно незнакомой местности. Затем нужно подготовить войска и артиллерию непосредственно к атаке, о которой они пока ничего не знают. Провести такую подготовку в темноте и в ограниченное время, без предварительной дневной рекогносцировки будет очень трудно.

— Чего же вы хотите? — перебил меня генерал.

— Прошу начать атаку на два — три часа позже. Тогда дивизия сможет хорошо подготовиться.

— Вы во многом правы, — сказал командующий. — Но время атаки я, к сожалению, изменить не могу, это время — не частное для вашей дивизии, а общее с другими соединениями. Все, что я в состоянии сделать, — это несколько облегчить вашу задачу. Придам вам воздушнодесантную бригаду полковника Мерзлякова. Она действует сейчас как раз на вашем направлении. Правда, людей в ней маловато, и я предполагал вывести ее из боя, но теперь задержу. Она поможет вам. Прикажите бригаде наступать в первом эшелоне, а для последующего удара подоспеют и ваши части. Устраивает вас это?

Приподнявшись из-за стола, командующий ожидал моего ответа.

— Да, — ответил я, — такое решение меня вполне удовлетворяет.

— Тогда торопитесь! Больше вас не задерживаю. Желаю успеха!

До штаба я добрался уже поздно ночью. С трудом разыскал его в густом лесу, в двух километрах восточнее Плешаково.

В своей палатке застал комиссара. Уткнувшись в меховой воротник полушубка и облокотившись на столик, он сладко спал.

— Григорий Александрович! — дотронулся я до плеча Воробьева.

Он вздрогнул и поднял голову.

— Ах, это ты! Наконец-то! — На его помятом лице отразилась неподдельная радость. — Измучились, ожидая тебя.

— Как в полках?

— Благополучно. Вышли на берег и заняли оборону. Сделали все, как приказывал.

— Связь есть?

— Есть.

— Хорошо. Примемся за работу.

Узнав, что я возвратился с новой задачей, штаб ожил, и наша штабная машина заработала среди ночи полным ходом. Было принято и оформлено решение на перегруппировку и наступление. С боевым приказом в полки и бригаду помчались офицеры связи.

Управившись со всеми делами и свернув палатки, штаб незадолго до рассвета начал выдвижение на новый командный пункт-на западный берег Ловати.

На рассвете штабная колонна прибыла в Плешаково. На противоположном берегу против Плешаково расположено Гридино. Оба пункта связывались между собой санной дорогой, проложенной по льду. От Гридино дорога уходила в лес, на Борисово.

Лед на реке был заминирован и подготовлен к взрыву, свободной для проезда оставалась только дорога.

Наши стрелковые и артиллерийские части затемно переправились через реку и теперь занимали исходное положение. На восточном берегу задержался лишь штаб. До начала наступления оставались считанные минуты. Мы торопились.

Как нарочно, наше прибытие на берег противник встретил огневым налетом, вынудил колонну рассредоточиться и задержаться. После налета последовал методический обстрел. Снаряды рвались на льду, обкладывая проезжую часть дороги. Преодолевать реку по дороге было опасно, а объехать стороной также не представлялось возможным: угрожали свои же мины.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное