— А вы не особенно-то рассчитывайте, — умеряет восторженный пыл друзей Шабанов. — На войне все бывает: думаешь одно, а получиться может другое.
— Ну, уж вы, товарищ комиссар, все берете под сомнение, — недовольно ворчит Иноходов. — Обещали же комдиву в штабе фронта!
— Нет, товарищи, обещать мне ничего не обещали, — сказал я, — там только соглашались с моими доводами.
— Это одно и то же. Если соглашались, значит, дадут, — уверенно говорит Иноходов.
— Будем надеяться.
Заглядывая несколько вперед, скажу: предположения наши не оправдались. В бой пришлось вступить при неблагоприятных условиях, без должной ориентировки и подготовки, не через неделю, а через три дня, когда большая часть дивизии находилась еще в пути. Но в то утро мы были вполне уверены, что дела наши пойдут нормально, по уставу, и мы сможем своевременно подготовиться к боям.
В последующие ночь и день прибывшие части выдвигались в новые районы. Раскисшие полевые дороги изматывали силы.
На станции Дворец и Любница не поступило ни одного эшелона: Бологое бомбила фашистская авиация, и там образовалась пробка.
На второй день, как только наши части, прибывшие из фронтового тылового района, передвинулись в армейский район, дивизия по распоряжению начальника штаба фронта была передана в состав 11-й армии генерал-лейтенанта В. И. Морозова. Я решил в первую половину дня продолжать ознакомление с новым районом и станциями выгрузки, а к командарму с докладом о состоянии дивизии явиться во второй половине дня.
Вместе с адъютантом я выехал на станцию Любница. Это была наша конечная станция: дальше на запад все станции от Лычково до Руссы находились в руках противника.
Уже при подъезде к станции чувствовались близость фронта и напряженность недавних боев. Большинство станционных построек было разбито, железнодорожные пути исковерканы.
В полуразрушенном вокзале меня встретил незнакомый майор.
— Товарищ полковник! — обратился он ко мне. — Вы командир дальневосточной дивизии?
— Да.
— А я из оперативного отдела штаба армии. Меня направил сюда начальник штаба наблюдать за выгрузкой и сосредоточением вашей дивизии, а заодно встретить вас и передать распоряжение.
Майор вынул из своего планшета конверт и протянул его мне. «Сегодня 22.9.41 в 19.00 вам надлежит прибыть в штаб армии для доклада командующему о состоянии дивизии», — говорилось в предписании.
— Вы не знаете, смог бы командующий армией принять меня пораньше, скажем, часа в три — четыре дня? — спросил я.
— Нет. Он к двенадцати выехал в штаб фронта и едва ли скоро вернется.
— А до вашего штаба далеко?
— Километров пять, прямо по шоссе, в Семёновщине.
Майор сказал мне, что час тому назад ему удалось переговорить с комендантом станции Валдай о наших эшелонах. По мнению коменданта, раньше следующей ночи ожидать прибытия войск нельзя. Поблагодарив за сообщения, я попросил майора доложить начальнику штаба армии, что в Семеновщине буду своевременно. Майор поехал к себе в штаб, а я продолжал рекогносцировку.
Во всем тыловом районе было единственное шоссе от станции Любница на Семеновщину, Сухую Ниву и далее на Демянск, занятый противником. Вся прилегающая к шоссе местность имела малоприезжие, раскисшие после дождя грунтовые дороги. Машина наша буксовала, застревала на каждом шагу, и нам поминутно приходилось вытаскивать ее из грязи.
— Товарищ полковник, куда же мы попали? — тревожно спрашивал меня адъютант. Здесь не только без карты, а и с картой заблудиться можно. Кругом леса, перелески да болота. Как тут воюют? Ни сопки, ни наблюдательного пункта. Ну и ну! — беспомощно разводил он руками.
Ровно в 19.00 я прибыл в штаб армии.
Командарм еще не вернулся. Принял меня начальник штаба армии генерал-майор И. Т. Шлемин. Я доложил ему о состоянии дивизии. Когда с делами было покончено, он предложил мне пообедать.
— Подзаправьтесь, отдохните и дожидайтесь, — сказал Шлемин.
Потянулись часы ожидания. Кроме меня, к командующему армией были вызваны еще два командира дивизии. Познакомились. Один из них-полковник Михаил Семенович Назаров-оказался моим однокашником по академии Фрунзе. Вспомнили про старое, наговорились и о фронтовых делах, а командарма все не было.
Приехал Морозов только во втором часу ночи.
— Простите, товарищи, — входя в избу, сказал он. — Задержал командующий войсками фронта. Да и дороги наши. Знаете, какие они! Насилу добрался, продрог. К тому же дождь.
Прибежавший из другой половины избы ординарец снял с командарма плащ и, притащив другие сапоги, предложил переобуться.
— Переобуваться не буду, приготовь мне умыться, — сказал генерал и вышел вслед за ординарцем на другую половину.
Возвратился он оттуда приглаженный и улыбающийся. Это был высокий, красивый мужчина лет сорока пяти.
— А-а, Кузнецов, с прибытием! — приветствовал он меня. — Мы с ним старые знакомые, когда-то служили вместе, — пояснил Морозов, обращаясь к командирам дивизий. — Познакомьтесь.
— Да мы уже перезнакомились, — ответил Назаров. — Времени было достаточно.