Дни боевые

На левом фланге, западнее Вознесенска, оставалась гвардейская дивизия Чиркова. Растянувшись вдоль  восточного берега на 8 километров, она своим центром занимала Бугское Село. С развитием форсирования на правом фланге я поднял дивизию севернее, в Бугские Хутора, где она переправилась через Южный Буг вслед за другими дивизиями и перешла во второй эшелон корпуса. Несколько позже командарм совсем вывел ее из состава корпуса в свой армейский резерв.

Форсирование Южного Буга началось в ночь на 26 марта.

Вечером, проверяя готовность дивизий, я вместе со своими помощниками прибыл па НП к Чурмаеву.

Вид у Чурмаева был усталый, генерал кашлял, чихал.

— Ты что, простудился, Георгий Иванович? — спросил я у него.

— Да, гриппую.

— Придется лечь в постель.

— Что вы? — удивленно посмотрел он на меня. — Разве можно в такое время?

— Ничего не поделаешь. Болезнь не считается ни со временем, ни с положением.

— Если позволите, то после форсирования. Сейчас никак не могу.

Состояние здоровья Чурмаева меня беспокоило. Он мог свалиться и выйти из строя в любую минуту.

Чурмаев был ветераном дивизии, прошел вместе с ней всю войну. Сначала он командовал полком, затем стал заместителем командира дивизии и, наконец, ее командиром. Он сжился с дивизией и не мыслил себя без нее.

И вот стоило комдиву заболеть, как это сразу же почувствовалось и в штабе, и в частях.

Начальник штаба дивизии был нерасторопен и малоопытен, а командиры частей, не имея указаний сверху, не торопились, считали, что время еще ждет.

Я вместе с командующим артиллерией и инженером остался у Чурмаева на всю ночь, чтобы помочь ему.

С наступлением темноты на берегу закипела работа: саперы спешно подносили переправочные средства, вязали плоты, спускали на воду лодки. Вытягивалась и занимала огневые позиции артиллерия, подводилась и рассчитывалась на рейсы пехота.

Связь с другими дивизиями работала безотказно. Контроль за их подготовкой я поручил Щекотскому и Москвину. 

Правый берег мы предполагали захватить внезапно без применения огня. Первым рейсом на плавучих средствах (лодках и плотах) переправлялись передовые отряды дивизии в составе усиленного стрелкового батальона. Они должны были бесшумно погрузиться, преодолеть под покровом ночи реку и также бесшумно высадиться. Закрепившись на том берегу, они в случае необходимости могли вызвать для окаймления захваченных плацдармов и отражения контратак артиллерийский и минометный огонь.

Так мы планировали, но в действительности все получилось иначе.

На середине реки передовые отряды были обнаружены противником. Попав под шквал организованного огня, все они (кроме чурмаевского) повернули обратно, и, понеся значительные потери в людях и переправочных средствах, отнесенные течением в сторону на 400-500 метров, прибились к своему берегу.

О новом рейсе в эту ночь мы уже и не думали. Надо было привести в порядок изрешеченные пробоинами плоты и лодки, подтянуть их на прежние места и дополнить из резерва. Заново требовалось готовить и людей,

От продолжения форсирования дивизией Чиркова Я отказался. На его участке слишком большим оказался снос по течению.

Передовой отряд чурмаевской дивизии, несмотря на огонь противника, достиг западного берега и закрепился на нем. Под прикрытием артиллерийского и минометного огня за ночь было сделано еще несколько рейсов. К утру на противоположном берегу, в двух километрах южнее Акмечети, у Чурмаева оказалась пехота двух полков. Продвинувшись на 200-300 метров, она закопалась в землю и стала отражать контратаки противника.

В следующую ночь форсирование продолжалось. Но мы изменили методы форсирования. Одновременно со спуском на воду переправочных средств и отчаливанием первого рейса подавлялась и оборона противника. Огонь по противоположному берегу вели из всех огневых средств, даже из пулеметов и автоматов переправляющихся подразделений.

Новый метод в условиях потери внезапности вполне себя оправдал. На огонь противника мы отвечали своим  огнем, массируя его на узких участках и создавая превосходство.

К утру 27 марта Чурмаев имел на противоположном берегу уже всю пехоту, Сенин — один полк и Микеладзе — два полка. Началось расширение плацдарма в глубину и в сторону флангов.

Особенно упорное сопротивление гитлеровцы оказали на подступах к хутору Незаможник. Они превратили его в сильный опорный пункт с тремя траншеями, опутали проволокой, опоясали минами. Нашей стрелковой дивизии несколько раз пришлось схватиться с врагом врукопашную и очищать от него траншеи штыками и гранатами.

На других участках плацдарма фашисты, поддерживаемые ударами с воздуха, неоднократно переходили в ожесточенные контратаки. И все же, как ни цеплялись гитлеровцы за берег, их участь была решена. Форсирование продолжалось.

В ночь на 28 марта корпус имел на западном берегу три дивизии, а днем сопротивление противника было сломлено окончательно. С рубежа Акмечеть, Ново-Кантакузенка части перешли в решительное наступление.