Глаза Датэ утратили сосредоточение, и облик расплылся: личина на мгновение дала трещину. Видно было, какого труда ему стоило ее удерживать. Ничего удивительного, что монстр медлил меня пожирать. Еще одно сердце, еще одну похищенную душу он вполне мог и не удержать.
Солнышко застонал, и лицо твари сделалось жестким.
– Но прежде ты должна кое-что для меня сделать…
Теперь бывший Датэ давился рыданиями и говорил голосом Сумасброда, ласковым, убедительным. А руки то обрастали когтями, то сжимались в кулаки.
– То существо, чья голова у тебя на коленях… Я думал, в нем нет истинной магии, но теперь вижу, что недооценил его…
Слезы затуманили мне глаза. Я замотала головой и склонилась над Солнышком, словно это могло хоть как-то его защитить.
– Нет, – с трудом выговорила я. – Я не дам тебе убить еще и его, нет, нет…
– Я желаю, чтобы ты убила его, Орри. Убей его и возьми его сердце.
Я замерла, глядя на Датэ и медленно открывая рот…
Он вновь улыбнулся. У него были то зубы Датэ, то сплошные резцы Кинули.
– Ты любишь слишком многих среди этих богов, – сказал он. – Мне нужно доказательство твоей верности. Убей же его, Орри. Убей и возьми себе его сияющее могущество. Сделай это, и ты поймешь, какое величие на самом деле тебе предначертано!
– Не могу, – Я едва расслышала собственный голос. – Не могу.
На сей раз улыбка твари открыла острые, как у собаки, клыки.
– Ты можешь. Для этого понадобится некоторое количество твоей крови.
Датэ двинул рукой, и на груди Солнышка возник нож. Он был черным и состоял словно бы из отвердевшего тумана: кусочек Пустоты, обретший форму.
– Я так или иначе заполучу твою силу, госпожа Орри. Съешь его и присоединяйся ко мне, или я сам тебя съем. Выбирай.
Ты, наверное, считаешь меня ужасной трусихой.
Можно припомнить, что я бежала, когда Солнышко велел мне бежать, вместо того чтобы остаться и биться с ним бок о бок. А еще – когда разразилась эта вселенская жуть, я была беспомощна и бесполезна, перепуганная до такой степени, что никому, в том числе и мне самой, не было от меня никакого толку. Ну что, начал уже меня презирать?..
Я переубеждать не буду. Я не горжусь ни собой, ни тем, что делала в той Преисподней. Я даже толком объяснить своего поведения не могу. Просто потому, что слова бессильны передать ужас, заполонивший в те мгновения мою душу, оказавшуюся перед самым чудовищным выбором, какой только доступен живому существу: убей или умри. Съешь – или сам будешь съеден.
Я только вот что скажу. Полагаю, я сделала выбор, который сделала бы всякая женщина в присутствии монстра, убившего ее любовь.
Я отложила нож в сторону. Он мне не потребуется. Грудь Солнышка вздымалась, как кузнечные мехи. Магия еще клубилась кругом, но Датэ нанес ему серьезную рану. Ну что ж… Я разгладила ткань рубашки у него на груди и приложила к ней ладони. По обе стороны сердца.
Слезы капали мне на руки почему-то по три. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… Точно крик птицы-плакальщика: «Орри, орри, орри…»
Я выбрала – жить.
Краска рисует дверь, учил меня отец. А вера становится ключом и отпирает замок. Сердце Солнышка под моими руками билось ровно и сильно.
Я шепнула:
– Я рисую картину…
Я выбрала – драться.
Когда серебряный пузырек снова заплясал между моими руками и повис прямо над сердцем Солнышка, у Датэ вырвался хриплый вздох удовольствия. Я же наконец поняла, что это такое: зримое проявление моей воли. Мое могущество, унаследованное от божественных предков, выношенное человеческими поколениями, обретшее энергию и форму, заряженное возможностями… Ведь к этому, по сути, сводится всякая магия: к возможности. И с ее помощью я могла сотворить что угодно, стоило только поверить. Нарисованный мир. Воспоминание о доме. Окровавленную дыру…
Усилием воли я направила шарик в тело Солнышка. Он пронизал его плоть, не причиняя вреда, и влился в ровные и мощные удары сердца.
Я подняла взгляд на Датэ, чувствуя, как во мне что-то переменилось, но тогда я не поняла – что. Датэ вдруг встревоженно зашипел и сделал шаг назад, глядя на мои глаза так, словно они стали двумя звездами.
А что – может, действительно стали?..
Я выбрала – верить.
– Итемпас, – сказала я.
И прямо из ниоткуда ударила молния.
Громовой удар поразил и меня, и Датэ. Меня швырнуло назад, ударило о стенку пузыря, да так, что из легких вышибло воздух. Я свалилась наземь, наполовину оглушенная, но – смеющаяся. Я смеялась потому, что все было так знакомо, и еще, больше я не боялась. Я верила. Я уже знала – все кончено, но Датэ еще предстояло усвоить этот урок.