Вернулся Хадо и привел с собой еще кого-то. Эту женщину я раньше не встречала.
– Убирайтесь, – сказала я им.
Он остановился, и с ним – его спутница.
– Вижу, мы не в духе, – сказал он. – Что случилось?
Я рассмеялась – хрипло и коротко.
– Наши боги нас ненавидят. А в остальном все лучше некуда…
– А-а, мы расположены пофилософствовать…
Хадо сделал несколько шагов и уселся напротив меня. Женщина, от которой раздражающе крепко пахло духами, устроилась возле двери.
– Сама ты ненавидишь богов?
– Они – боги. Их без толку ненавидеть.
– Вот уж не согласен. Ненависть может стать двигателем заметных деяний… К примеру, ненависть одной-единственной женщины сделала наш мир таким, каков он есть!
Я поняла: меня продолжали подталкивать к мысли о правоте их дела. Мне не по душе было разговаривать с Хадо, но сидеть в одиночестве и заниматься самоедством было еще хуже, и я ответила:
– Ты о той смертной женщине, что стала Сумеречной госпожой?
– Да нет, я о ее праматери, основавшей клан Арамери, итемпанской жрице Шахар. Надеюсь, ты слыхала о ней?
Я вздохнула:
– Мастер Хадо, Нимаро, конечно, задворки, но тем не менее я в школу ходила…
– Уроки, преподаваемые в Белых залах, пренебрегают деталями, госпожа Орри. Стыд и срам, конечно, потому что детали и есть самое восхитительное. Ты знала, например, что она была возлюбленной Итемпаса?
Да уж, восхитительно. Я попыталась вообразить себе эту картину: Солнышко, бессердечный, безразличный ко всему и ко всем, крутит страстную любовь со смертной. Да хоть бы и с бессмертной, не суть важно. Во имя бездны! Какая там любовь – я его и в постели-то с женщиной вообразить не могла.
– Нет, не знала, – ответила я вслух. – И не уверена, что ты прямо сейчас это не придумал.
Он рассмеялся:
– Пока тебе остается лишь поверить мне на слово, если не возражаешь. Итак, она была его возлюбленной – единственной смертной женщиной, которую он счел достойной такой чести. И она воистину любила его, потому что, когда Итемпас схватился со своими родичами-богами, она разделяла его ненависть к ним. Многое из того, что Арамери совершили после войны – я имею в виду насильственное насаждение единоличного культа Блистательного, с преследованием всех и каждого, кто прежде чтил Нахадота или Энефу, – есть прямое следствие ее ненависти. – Он помолчал и добавил: – Кстати, один из плененных нами богов – твой любовник, верно?
Я сделала страшное усилие и никак на это не ответила. Не пошевелилась и ничего не сказала.
– Вы с лордом Сумасбродом – пара редкостная. Говорят, вы прекратили отношения, но все равно, когда потребовалась помощь, ты побежала именно к нему!
С того конца комнаты донеслось легкое фырканье, полное отвращения. А я-то уже и забыла о женщине, которую привел с собой Хадо.
– Ну и как ты себя чувствуешь после того, как на него кто-то напал? – спросил Хадо.
Он говорил со мной ласковым голосом, полным сострадания. Вот такой обольститель.
– Говоришь, боги нас ненавидят? Я чуть не решил, что и ты их ненавидишь. Только как-то трудновато поверить в такую перемену отношения к тому, с кем ты делила постель…
Мне не хотелось думать об этом. Мне вообще думать не хотелось.
Зачем они, эти двое, явились сюда? Что, у мастера новообращенных других дел не было?..
Хадо наклонился ко мне:
– Если бы ты могла дать нам бой ради избавления своего друга, ты бы сделала это? Рискнула бы жизнью ради его свободы?
«Да!» – немедленно подумала я. Сомнения, одолевавшие меня со времени разговора с Серимн, тотчас улетучились.
Когда-нибудь, когда мы с Сумасбродом вырвемся из этого проклятого Дома, я непременно порасспрошу его, как он обращался со смертными. И о том, чем он занимался во время Войны богов. Я доподлинно выясню, как он наказывал должников, не возвращавших долги. Мне, нерадивой, давным-давно нужно было это сделать. Но… в конечном итоге на что это повлияет? Сумасброд живет тысячи лет, я – всего ничего. И в течение этих тысячелетий ему наверняка случалось творить вещи, которые привели бы меня в ужас. Если я узнаю о них, стану ли я любить его меньше?..
– Шлюха, – сказала женщина.
Я насторожилась:
– Прошу прощения?..
Хадо издал раздраженное восклицание.
– Эрад, сестра во Блистательном, прошу тебя, помолчи.
– Тогда давай поторапливайся, – резко ответила она. – Образец требуется ему как можно скорее.
Я была уже вполне готова запустить в нее хорошей порцией истинно уличных слов, если не стулом, на котором сидела, но услышанное заставило меня переспросить:
– Какой еще образец?
Хадо протяжно вздохнул, обдумывая свою «пару ласковых» для Эрад.
– Речь идет о требовании найпри, – сказал он наконец. – Он просит доставить ему толику твоей крови.
– Моей… чего?
– Он писец, госпожа Орри, а ты располагаешь магическими возможностями, подобных которым никто еще не видал. Полагаю, он намерен подвергнуть тебя глубокому изучению.
Я в ярости сжала кулаки:
– А если я не захочу предоставить ему… образец?
– Госпожа Орри, ты сама знаешь, каков будет ответ на этот вопрос.