Дни, что нас сближают

Машина уже несла меня к шоссе. К моему дому, семье, творчеству, к уже предопределенной судьбе. Меня — рожденного здесь, в деревне. Завоевавшего положение в обществе, благополучного.

А я беспрестанно оборачивался назад, к стогу соломы, пока мог его видеть.

И со всей тоской, и силой, и нежностью, что скопил за свою жизнь, снова хотел оказаться там.

Перевод Ф. Гримберг.

Тодор Велчев МОХНОНОГИЙ ПЕТУХ

© Тодор Велчев, 1980, c/o Jusautor, Sofia.

До тех пор пока Мохноногий, прозванный так, потому что природа одарила его пушистыми шароварами, обслуживал куриц как полагается, он был в почете. Но как только гребень его повис, шпоры потемнели и он стал понуро слоняться по двору, безразличный к кудахчущим красоткам, бабушка Павунка сказала деду Мило:

— Зарезал бы ты его, что ли, а то потом и для супа не сгодится…

— Неужто ты забыла, — ответил старик, обводя двор широким жестом, — что вся эта живность — его потомство! И какой еще петух лучше поет?

Что правда, то правда: Мохноногий первым оглашал утро своим голосистым кукареканьем. Ни одному из соперников он не позволил занять место вожака на крыше казанджийницы[14], хотя молодые петухи достаточно уже скомпрометировали его перед курочками…

Дед Мило кидал ему горстями зерно, а Мохноногий благодарно клокотал горлышком, и эти звуки сливались с бульканьем в кране казана, откуда сочились капли ракии.

Раз в капкан попался хорек — гроза цыплят. Старик залил его керосином и поджег. Пока хорек горел и пищал, у Мохноногого выпрямился гребень и весь он как-то приосанился.

— Ну вот, молодец, так держать! — похвалил его дед. — Нельзя нам еще сдаваться.

Понял его петух, нет ли, но через неделю ощутил силу в ногах, шпоры его порозовели, а шаровары разбухли, покрывшись сверху донизу пышным белым пухом. Он даже погнался было за несколькими курочками, однако остальные петухи тут же набросились на него. Мохноногий не стал с ними связываться, чтобы они поняли, что это слишком мелкий повод для драки — существуют гораздо более серьезные.

Однажды утром, когда после его побудки курицы покинули курятник, бабушка Павунка пришла собирать яйца и вдруг обнаружила, что почти все пустые. Что за чертовщина? — задумалась она. От хорька вроде избавились… Может, ласка теперь повадилась в гости? Она пошла искать деда, а за ней следом важно вышагивал Мохноногий.

— Кыш! — взмахнула она рукой, но петух даже не пошевельнулся. — Мило-о! — громко позвала старуха. — Иди сюда, кто-то опять яйца пьет!

Дед вышел из-за угла дома.

— Кто же это может быть?.. — И, заметив, что петух вертится в ногах, спросил: — Может, ты скажешь?

Мохноногий бы мог, но ведь не положено ему подавать голос средь бела дня. Да и поймут ли его? Но он все же вскочил на крышу казанджийницы и закукарекал — надо, надо было рассказать о том, что видел он ночью.

…Между расшатавшимися кольями ограды прополз огромный уж. Чешуя его блестела в лунном свете. Петух услышал шорох и стал внимательно следить за ним. Кругом стояла тишина. Лишь изредка раздавалось сдавленное квохтанье, напоминая Мохноногому о пестрых птичьих снах. Уж шарил по курятнику и высасывал яйца одно за другим с такой жадностью, словно век не ел. Потом тем же путем убрался восвояси. Он исчез так тихо и незаметно, что Мохноногий решил, будто все это ему приснилось. Однако, когда утром старуха подняла шум, он понял, что увиденное им было явью. Вот об этом-то он теперь и кричал.

— О-ох, миленький ты мой, — запричитала бабушка Павунка, — ежели запел в такой неурочный час, стало быть, беда пришла. Дед, поставь-ка ты капкан да осмотри как следует мельницу! Может, лиса где прячется — возьми ружье и хорошенечко пройдись вокруг канавы…

А уж, сытый и довольный, свернулся кольцами на старом мельничном круге, неведомо с каких времен лежащем в зарослях бузины. Весеннее солнце пригревало, ласкало своим теплом, и очень приятно было ощущать себя хозяином здешних мест. Он истребил всех крыс и мышей, за хорьков даже взялся. Мир и покой царили на земле бабушки Павунки, а тайный благодетель не обнаруживал себя и не требовал никакой благодарности. Почему бы теперь не размяться и не переползти на ту сторону луга, ведь так приятно ночною порой лежать и часами смотреть на звезды. Худо ль половить грызунов, скажем, у Литаковских мельниц? Но разве найдешь в другом месте именно такой мельничный круг? Или более ароматную бузину, более пряные запахи разнотравья? А лучшей воды, чем в здешнем ключе, и вовсе нигде не сыскать! Еда — она везде найдется. Набьешь один раз хорошенько желудок, и на несколько недель хватит. Потому он столько лет и не показывался старикам на глаза. Зачем пугать их? По ночам только выползал на охоту и потом медленно переваривал свою добычу. А восход солнца встречал, свернувшись на каменном круге.

Задремав, он не почуял шагов, не услышал слов старухи:

— Мило, на́ ружье, возьми еще и палку!