Дни гнева, дни любви

Мария Антуанетта писала, а я терпеливо ждала, думая, что королева, быть может, захочет со мной посоветоваться. В этот миг дверь кабинета отворилась, и вошла госпожа Кампан, камеристка.

– Государыня, тот молодой человек, которого вы вызвали, уже явился и ждет.

Королева оживленно поднялась, взглянула на меня, и в глазах ее блеснуло лукавство.

– Знаете, Сюзанна, – сказала она, – так получилось, что не вы первая сообщили мне приятные новости.

– Не я? Но кто же тогда мог знать, что…

– Вы первая привезли нам письменные подтверждения согласия моего брата нам помочь. Но устно мы узнали об этом раньше.

– Ваше величество, я не понимаю, как это может быть. Император именно мне передал бумаги и именно на меня возложил честь передать их вам.

– Сейчас вы все поймете, дорогая. Поверьте, это ничуть не умаляет ваших заслуг.

Она подошла к двери и приказала:

– Госпожа Кампан, прошу вас, пригласите графа.

Повернувшись ко мне, Мария Антуанетта добавила:

– Этот молодой человек раньше помогал нам за границей, и очень хорошо помогал. Но вчера он доложил о своем прибытии и заявил, что готов служить нам здесь. Я приняла его услуги.

За дверью послышались быстрые шаги, и через секунду я с изумлением увидела на пороге кабинета графа Дюрфора.

Как всегда, одетый с иголочки, в белокуром парике, надушенный, в белых перчатках и при шпаге, он низко склонился сначала перед королевой, а потом – так же низко – передо мной.

– Государыня, я готов выслушать ваши распоряжения. Ошеломленная, оскорбленная до глубины души тем, что вижу его перед собой, я сдавленным голосом обратилась к королеве:

– Как же это, ваше величество? Человек, которого вы имели в виду, – граф Дюрфор?

– Да, моя дорогая, – с улыбкой отвечала королева, – и мне жаль, что вы не слышали, как восторженно он о вас говорил…

Заметив мой холодный взгляд, королева перестала улыбаться.

– В чем дело, господа? – спросила она, обращаясь к нам обоим. – Вы даете мне понять, что я напрасно свела вас вместе? Ответьте мне, господин граф!

Дюрфор снова поклонился.

– Ваше величество, – сказал он, – я не знаю, что ответить вам по этому поводу.

– Мадам, – заявила я, вне себя от гнева и унижения, – прошу прощения, но я чувствую себя не в силах оставаться в одной комнате с этим человеком.

Мария Антуанетта покачала головой.

– Право же, все это странно. Сюзанна, может быть, вы объясните мне, в чем тут дело?

– Ваше величество, умоляю вас не настаивать; если я начну говорить, это будет слишком позорно для графа Дюрфора. Позвольте мне удалиться.

Дюрфор ступил вперед.

– Государыня, позвольте удалиться мне. Я пришел к вам после принцессы, я мужчина – из всех соображений будет лучше, если удалюсь я и избавлю принцессу от испытания видеть меня.

Королева сделала растерянный жест рукой, показывая, что отпускает его. Когда дверь за ним закрылась, Мария Антуанетта внимательно взглянула на меня.

– Ну, теперь мы одни и…

– Простите, что прерываю вас, ваше величество, но, поверьте, мне унизительно даже слышать имя этого человека.

– Хорошо. Если вам это неприятно… Хотя с другой стороны, я дала ему столько поручений…

Заметив выражение моего лица, натянутое и бесстрастное, она замолчала не договорив. Я перевела дыхание. До сих пор неожиданное появление Дюрфора в Париже не давало мне разобраться, что же все-таки заставило этого человека приехать сюда. В Вене он и словом не обмолвился о том, что собирается сменить свою дипломатическую работу за рубежом на беспокойную и опасную службу во Франции. Неужели причиной его возвращения была я? Нет, не следует даже думать об этом. Но если он считает, что я настольно лишена чувства собственного достоинства, что его недавняя выходка уже вылетела у меня из памяти и что я готова растаять от одного его появления, – в этом случае надо раз и навсегда дать ему понять, как глубоко он ошибается.

– О чем вы хотели просить меня, дорогая?

Голос королевы вывел меня из задумчивости, и я, уяснив, о чем она спросила, сразу почувствовала смущение.

– Государыня, мне стыдно признаться, но речь идет о деньгах.

Я знала о дружбе королевы с Полиньяками, с принцессой де Ламбаль, и знала, что они выпрашивали у нее огромные суммы. Для меня эта просьба была необычна, ибо я никогда не просила у королевы ни ливра. У меня было лишь несколько драгоценных безделушек, которые она мне дарила в знак признательности. И вот – полмиллиона ливров…

Мария Антуанетта выслушала меня без всякого удивления.

– Сюзанна, – сказала она решительно, – выходки спекулянта, каким бы богатым он ни был, не должны вас тревожить.

– Но сумма, ваше величество, – она ведь очень велика.

– Пришлите мне все ваши счета, я оплачу их, и это, поверьте, будет самой малой благодарностью за то, что вы сделали.

У меня словно гора с плеч свалилась. Теперь можно будет с насмешкой взглянуть Клавьеру в глаза – ему не удался его замысел. Паулино пересмотрел все наши расходы и выяснил, что я больше ничего Клавьеру не должна. И впредь, разумеется, дела с ним иметь не буду.

– А как же дата побега? – спросила я у королевы. – Вы назначите ее позже?