— Можеш купити зо дванадцять яблук
, — посоветовала Эфта, — кожне друге вiддай жебраковi шiсть неси додому. Другого дня кожне друге яблуко вiддай гoлoднoмy, побiля божницi, а решту три неси додому. Далi хай вночi цi яблука побудутъ в тебе, а пiсля вiднеси їx дo церкви, поклади дe ставлять панахиди, й кажи не вголос: «Пом’янiть бiду мою за упокою, а все моє дoбpo за мною. Жито-ячмiнь, тут i амiнь».[200]И Эфта стушевалась, то есть исчезла. Почти незаметно.
— Щo забажаеш
собi? — спросили меня почти в один голос Потвора с Госпожой Атеной. — До тебе приязнi. Ti сферы нинi, тож скористайся.— Коли так, то маю казати, —
ответил я угрюмо. — Кажу. Недобре розпрощавсь. Вiдомо з ким… Вам вiдомо. Ви ж бо читаете у cepцi… Тепер бажаю: хай вона зустрiне вiрну любов. Аби для неї краще, хочу й бажаю…— Хм, —
сказала Потвора. — Хтива твоя пика. Моє слово: нехай.— Добре, —
несколько сухо заметила госпожа Атена, — Станеться твоє. Бо доцiльне це i правильне.[201]Кто-то смыкнул меня сзади довольно сильно. Я оглянулся. Надвратная площадка позади нас заметно переменилась. Будто стала старше. Небо над воротами радостно набухло светом, словно готовящиеся брызнуть листьями почки. В воздухе, что струился вокруг, заплескался чуть видимый отсвет: синий, лазоревый, лиловый… будто вдалеке, очень далеко, даже не здесь, не нынче — невидимое и ласковое, волновалось…
— Море
, — сказала госпожа Атена. — Як менi його бракує тут. Щодня. Можу лишень сидiти видом на пiвдень, радiти дрiб’язку.Она встала и вышла на белебень.
— Тепер наблизтеся[202]
, — произнесла она.«Какая наглость! — возмущённо подумал я. — С чего бы командовать?»
Снизу, с пола, некто высказался более чем решительно: «Слався, богине! Пошли благо в дiях нам, й всюди невтомну удачу!»[203]
И меня ткнули в спину, будто клювом, опять. Я даже удивился. Правда, как-то мелочно, не без гримас. Зато грациозно поклонился, весьма.
Стоящая напротив дама вздохнула.
— Можна менi теж?[204]
— спросил я, переминаясь с ноги на ногу.— Теперь приблизьтесь.
Госпожа Атена, явно не одобряя все возможные вопросы в целом и каждый из них в отдельности, оторвалась от созерцания нездешнего Юга и спустила очки на самый кончик носа.
— Що саме «теж»?
— недобро спросила она.— Я б теж хотiв пройти крiзь церкву, якщо можно, звiсно,
— попросил я.Госпожа Атена сняла очки, сложила дужки. Положила очки в карман.
— Певен?
— довольно ядовито спросила она.— Сто вiдсоткiв,
— ответил я.— Лишишся невдоволений
.— Це мiй сезонный стан
, — заверил её я. — Взимку харить холод, влiтку сильно свiтить чи пече занадто.— Смертнi,
— тонко заметила госпожа Атена. — Весь час одне й те саме. Спочатку бажання, далi скарги. Безпiдставнi. Ваша стихiя — схлипи.— Toдi я так зiйду
, — вздохнул я. — Деiнде. Простоземним чином… А вам щасти.[205]И пошёл к выходу — поскрипел деревянными дверями, сошёл со всех ступенек мимо разных стен и камней… Спускался долго…
— Ця брама весь час замкнена, дарма…[206]
— сказал кто-то в полутьме.— Може побачу iнше
, — ответил я. — Поза нею.— Ну, то диви
…[207] — согласился некто.Вне ворот моё время вернулось. И мир сразу, будто взаправду по волшебству, стал ясным и устойчивым; контуры его из размытых сделались чётче, ненадолго…
— Земля к земле, а небо к небу, — сказал я на всякий случай. — Тут и аминь.
Почти на голову мне тут же упал каштан в чуть порыжелой кожуре — но сам гладкий и прохладный, просто штучный.
«Вот и нечаянная радость, — подумал я. — Щастячко. Пришло почти с обратной стороны…»