Читаем Дни испытаний полностью

Лишь оказавшись в двух шагах от Александра Семеновича, Нина поняла, что он не один. Не то, чтобы рядом, а как-то недалеко стоял сухощавый сгорбленный старик. Весь он был какой-то нечистый. Лицо, обросшее седой щетиной, морщинистое, пальто с заскорузлыми полами, обтрепанными рукавами, войлочные ботинки стоптанные, с налипшей на них еще осенней бурой грязью..

Старик и Александр Семенович не разговаривали, не смотрели друг на друга, но Нина безошибочно почувствовала связь между ними, как почувствовала и то, что Александр Семенович не обрадован ее приходом.

Тем не менее Горный широко улыбнулся, взял Нину под руку.

— Идемте, здесь холодно.

«Старик не с ним», — почему-то облегченно подумала Нина. Но тут же услышала:

— Так как же?

Старик говорил негромко и нарочито униженно. Но просительной поспешности, просительного испуга в его тоне совершенно не было. Наоборот, сквозила даже какая-то уверенность в своем праве просить. «Значит, старик все-таки с ним».

Александр Семенович промолчал.

— Так как же? — чуть громче повторил старик.

Александр Семенович опустил руку в карман и, не оборачиваясь, брезгливо сунул старику несколько мятых пятерок.

— Подонок, — пояснил он Нине, когда они уже прошли в фойе. — Вернее, стал подонком. Вместе когда-то воевали. Совсем другой парень был. А теперь вот где-то обидели, сажали что ли по какому-то навету. И вот запил. Долги у него образовались. Встретил меня. Ну, как откажешь, все-таки однополчанин.

Нина крепко сжала руку Александра Семеновича. Инцидент как будто был исчерпан, но старик словно бросил мрачную тень на Горного. В кино он не сказал ни одного слова. И Нина понимала, что он погружен в какие-то думы, куда ей нет входа.

«Как это его расстроило! Замечательный человек! Как папа!» — думала Нина.

Только после кино Александр Семенович немного оживился. Заговорил о том, что в торге укоренилась неправильная практика распределения продуктов.

— Все готовы разослать по крупнейшим магазинам. А мы — торгуй, чем хочешь. План даем — и ладно. Да разве в плане дело? У нас же свой покупатель. Ему тоже нужно все дать. Я там сегодня кое с кем поговорил…

Улыбаясь, Нина вообразила себе, как чуть снисходительно, лениво, безукоризненно вежливо и в то же время безапелляционно приводит свои неопровержимые доводы Александр Семенович.

— Представляю этот разговор! — Она восхищенно смотрела на Горного.

— Да уж не подарок им был! — засмеялся Александр Семенович.

Он стал было обретать свое обычное, спокойное, лениво-добродушное состояние.

— Здравствуй, Нина Казанцева.

Наперерез им по заснеженному переулку шел маленького роста паренек в просторной «москвичке». Нина не сразу вспомнила, где она видела эти румяные щеки и по-детски припухшие губы.

Да это же Зуб! Андрей Зуб! Только он по контрасту со своей щуплой фигурой разговаривал таким грохочущим басом.

— Здравствуй, Андрей, — звонко и радостно отозвалась Нина.

— Кто бы это был? — усмешкой стараясь прикрыть раздражение и недоброжелательность, спросил Горный.

Было непонятно, откуда идет эта недоброжелательность. Нина рассказала о своей встрече с Зубом.

— А какая у него замечательная память. Ведь он только раз меня видел!

Горный молчал. И Нина чувствовала, что раздражение его все нарастает.

— Значит, он послал тебя в магазин? — с видимым усилием скрывая свое раздражение, наконец, сказал Александр Семенович. — Ну что же, я должен быть благодарен ему за это. Иначе мы бы не встретились. Впрочем, он, вероятно, просто выполнял план.

Нина не улыбнулась шутке. Слишком мрачно и даже зло была она произнесена.


Что подарить? Разве что-нибудь из книг. Нет, видно, что все они не новые.

Тогда из вещей. Нина несколько раз оглядела комнату. Безнадежно!

Александр Семенович случайно проговорился, что завтра — его день рождения. Нине очень хочется сделать ему подарок. После той странной вспышки раздражения у кинотеатра Нина, кажется, еще лучше поняла Александра Семеновича. Как бы извиняясь перед ней, он рассказал о своей трудной судьбе, одиночестве. Она поняла, что он не такой уж благополучный, что пребывание на фронтах оставило и на нем свои следы. Гордилась тем, что она одна знает об этом.

Но что же подарить Александру Семеновичу?

Купить бы что-нибудь. А деньги? У нее накоплено двадцать семь рублей. Но в магазине появились цигейковые шубки, в самую пору Грише. Деньги пойдут на шубку, еще не хватит.

Кто это стучит? Почта? Вот бы перевод! Папе нередко приходили переводы за его статьи… Нет, только газета. Но в ней тираж. У папы, кажется, были-такие облигации.

Чудо, настоящее чудо! На одну из облигаций падает выигрыш — целых 50 рублей. Может быть, ошибка? Нет! Папа всегда совал ей в кармашек деньги на школьный завтрак, на мороженое, просто так пригодятся. И здесь папа снова выручил ее.

Что же она подарит Александру Семеновичу? Электрическую бритву! Нет, он должен бриться опасной — Нина почему-то уверена в этом. Авторучку? У него прекрасная ручка. Рубашку? Пожалуй, неудобно. А если несессер? Несессер — неплохой подарок. Будет собираться в дорогу, вспомнит о ней.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Советская классическая проза / Культурология
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези