Дни испытаний

— Если Казанцева дочь вашего покойного друга, то это свидетельствует только о том, что мы не всегда выполняем долг перед друзьями…

С удивлением и горечью Михаил Борисович понял — он ничем не смог помочь Нине. Больно было ему видеть Нину на скамье подсудимых. Странным и оскорбительным казалось, что судят дочь его друга, судят, даже не принимая во внимание того, что он, доктор Шумаков, вступился за нее, сказал за нее свое слово.

История с подарками Горному и сдачей выручки неприятно поразила Михаила Борисовича. Оказывается, действительно все не так-то просто; оказывается, Нина очень скрытная девушка. Ведь не только он, доктор Шумаков, не только Иван Савельевич, но даже Рита и Леночка ничего не знали о Горном.

Михаил Борисович не раз видел человеческое горе, И тяжелые недуги, и подчас идущие рядом материальные лишения, растерянность и даже отчаяние были хорошо знакомы ему. Но никогда он сам не испытывал с такой силой противного вязкого чувства беспомощности. И доктор Шумаков растерялся. Он не знал, что говорить Нине, и бормотал что-то невнятное, когда посла суда подошел к ней. Чем помочь Нине? Михаил Борисович не знал. Но это было еще полбеды. В глубине души он понимал, что не знал и саму Нину. Он был другом доктора Сергея Артамоновича Казанцева. Бок о бок с ним вел суровые сражения за жизнь и здоровье людей. И верил ему, как себе.

Где-то рядом росла хорошенькая девочка, дочь доктора Казанцева. Он слышал когда-то, что девочка немного капризна, что у нее нет подруг, но пропускал это мимо ушей. И поскольку она была дочерью доктора Казанцева, она была близка ему; и он не допускал мысли, что она может быть плохим человеком. Да, теперь он понял, что не знал Нину. И это было настоящей бедой, потому что, не зная ее, он не мог с полной убедительностью защищать ее, не мог решить даже для себя, виновата ли она и если все-таки виновата, то насколько велика ее вина.

После суда они вместе с Иваном Савельевичем беседовали с прокурором и адвокатом. И прокурор и адвокат, которые не хотели верить в виновность Нины, говорили, что необходимо хорошенько разобраться. В судебной практике встречается всякое. В руки девушки попали деньги. Сегодня не сдаст в кассу десять рублей — надо срочно что-то купить, завтра пятнадцать: после отдам, после рассчитаюсь. А долг все растет и растет. К тому же девушка скрытная, болезненно самолюбивая.

Михаил Борисович пробовал возражать, говорил об отце Нины, его высокой порядочности, щепетильности. Его вежливо выслушивали, но он чувствовал, что слова эти никому не интересны, бесполезны. «Откуда у меня такой тон? — сердился на себя Михаил Борисович. — Тон чуть ли не профессионального просителя». Домой Михаил Борисович шел разбитым и подавленным. Даже походка сделалась менее уверенной и твердой.

Ночью доктор Шумаков уснул только перед рассветом. Приснился Сергей Артамонович Казанцев. Он шел по коридору диспансера веселый, молодой.

— Воздух и питание дают результаты. Посмотрите на Чеботарева, на нем пахать можно. — И вдруг спохватился: — А портфель куда я задевал? Там же для Ниночки книги, Леонида Мартынова стихи.

Он ведь и не знает, что Нина под судом. Как же теперь, сказать ему или нет?

С этой мыслью Михаил Борисович проснулся. Больше уснуть он не мог.

Куда идти? Как разобраться? Как помочь Нине?

Михаил Борисович решил, что идти нужно в райком партии. Там его поймут.

Верочка сокрушалась: Нину опять вызывают к следователю.

— Ну и что же? Этого надо было ждать, — возражала Галка.

— Надо было ждать? Легко нам рассуждать-то…

— А что же мы можем…

Девушки собрались вовсе не за тем, чтобы говорить о Нине. Галя пришла к Верочке сделать ей горячую завивку. В парикмахерской были большие очереди, и Верочка никак не успевала туда попасть. Они, словно по уговору, пытались сегодня ненадолго уйти от этой грустной истории. И все равно заговорили о том же.

— Эх, ты… — Верочка изобразила на своем круглом добродушном личике презрительную усмешку. — Комсорг так рассуждает… — И, сделав большие глаза, вскочила: — Плойка-то перекалится.

— Одна ты сознательная… — принимая из ее рук горячую плойку, возмутилась Галя. — Что толку от твоих рассуждений! Там факты давай, факты!

Короткое «там» означало для девушек следствие, суд и все другие инстанции, от которых теперь зависела судьба их подруги.

— А факты разные — я с адвокатом говорила. Несессер Горному преподнесла? Преподнесла. Часы преподнесла?

— Ой, ты не дергай волосы-то! — вскрикнула Верочка.

— Преподнесла, — не обращая на нее внимания, повторила Галка. — Шубку купила?

— А я знаю, — вдруг выпалила Верочка. — Александр Семенович один раз бестоварную фактуру получал.

— Да что ты? — встрепенулась Галя.

— Честное слово! Я одна в магазине была, выручку подбивала. Фактуру привезли на песочное печенье… Восемь ящиков. Я думаю: вот завтра возьму триста граммов. У меня мама это печенье знаешь как любит. Назавтра спрашиваю у Нины, а она говорит: песочного мы не получали. Я даже к Александру Семеновичу пошла, а он рассердился и говорит: «Зачем вам? Думайте о том, что продать, а не о том, что купить».