Читаем Дни испытаний полностью

Все реже возвращаются к ней те злые и невеселые мысли об одиночестве, о том, что никто не поможет в глухом горе. Нина знает теперь, как прогнать их. Стоит подумать о Гале, Верочке, о Ленке, Рите, о Михаиле Борисовиче, Иване Савельевиче, Юрии Филипповиче, о многих других. Они теперь все время с ней, каждый день навещают ее, стоит вспомнить о них, и эти черные мысли рассеиваются, как дым на свежем ветру.

Ничего, хватит ей бояться Дырина! В сущности, ведь он ограниченный, даже тупой человек. И он не верит людям. А кто не верит людям, тот нищий духом. Так не раз говорил отец. И как она, Нина, могла не верить людям? Ведь так можно уподобиться тому же Дырину. Нет, сегодня она найдет в себе силы поговорить по-иному с этим чванливо развалившимся в кресле человеком. Сегодня она выскажет ему все.

С таким намерением Нина постучала в кабинет следователя. Но что это? В кабинете совсем другой хозяин.

— Вероятно, мне не сюда? — растерянно спросила Нина.

— Нет, нет, сюда, — высокий полный мужчина приветливо поздоровался с Ниной.

Странно было видеть этого спокойного, доброжелательного человека на месте Дырина. На столе перед ним лежала объемистая папка. А слева — книга.

«Даниил Гранин. «Иду на грозу», — прочитала Нина.

— Знакомо? — поймав ее взгляд, улыбнулся следователь.

— Нет, еще не читала, но слышала. Говорят, хорошая.

— Очень. У нас ведь так об ученых пишут, вообще о специалистах, мыслей их не раскрывают, поисков, а просто изображают педантами, смешными чудаками.

— Папа тоже так считал, — вставляет Нина.

— А здесь, действительно, какой-то интересный мир открывается, — продолжает следователь. — Вы непременно прочтите.

— Обязательно прочитаю. Я вообще Гранина люблю. «Искатели» и «После свадьбы»…

Нина осеклась. «Что это я, так разболталась! Совсем забыла, где и с кем. Как будто я его сто лет знаю»…

Следователь тоже помолчал. Очевидно, понял ее состояние.

— Что ж, приступим к делу…

* * *

— Есть лишний билет в кино. Фильм — люкс. «Три мушкетера». Если заплатишь, возьму с собой.

— Зови Ваню. Он, как человек воспитанный, за оба заплатит. А я на один едва наскребу.

— Ладно уж, где наше не пропадало… Пусть за один…

Вечером Тимофей ждал Юльку на том же углу, где когда-то они встретились, чтобы пойти на танцы.

— Прогресс! — весело крикнула Юлька. — Смотрел в мою сторону. — И, как всегда, просунула ему под локоть свою маленькую руку. — Я тебя не случайно взяла. Французы. Галантность. Малость образуешься.

Юлька вежливо кивнула какому-то мужчине.

— Здравствуйте, Александр Семенович.

— Ты… Ты знаешь Горного?

— С незнакомыми пока не здороваюсь, — рассудительно ответила Юлька.

— Откуда ты его знаешь?..

От Юльки Тимофей узнал немного. У них на квартире жил некий Михеич, какой-то спившийся торговый агент, одинокий, больной старик… К нему-то иногда, правда нечасто, заходил Александр Семенович.

Юлькина бабушка удивлялась, что общего у такого солидного, симпатичного человека с потерянным пропойцей Михеичем. Александр Семенович однажды объяснил: они были однополчанами. «Фронтовая дружба крепче каната. К тому же Михеич, хоть и опустился, но человек израненный, заслуженный».

Однажды, когда Михеич долго не платил за квартиру, старуха даже бегала в семнадцатый магазин. Александр Семенович посетовал на Михеича и сам отдал за него деньги. Вообще, он иногда поддерживал Михеича материально.

Бабушке надоел Михеич, и она ему отказала. Однако Михеич не уходил, буянил и оскорблял бабушку. Тут вновь вмешался кстати подоспевший Александр Семенович. Он сказал, что квартира — дело добровольное: «Была без радости любовь, разлука будет без печали». И увел Михеича. Квартирует Михеич теперь в том же районе, у женщины по прозвищу «Шея». Говорят, совсем запился, работать бросил.

Тимофей решил познакомиться с Михеичем. Через него наверняка можно многое узнать о Горном. Если Горный замешан в каких-нибудь черных делах, он не может делать их один. У него должны быть помощники.

Но как познакомиться? Если зайти и спросить: «Не живет ли здесь» — и назвать любую первую попавшуюся фамилию… Ну, а что дальше? Встречаются, конечно, люди, которые в ответ на такой вопрос перечислят всех жильцов и расскажут их биографии. Но Михеич вряд ли из таких. Скорее он буркнет «не живет», и надо уходить.

Если явиться с приветом от Горного?.. Шито белыми нитками. Нет, надо зацепиться покрепче, привариться так, чтобы и шва не видно.

Лучше всего посоветоваться с Юлькой. Может, она найдет предлог. Вдруг Михеич забыл у них какую-нибудь вещь?

— Ты ко мне? Обь назад пойдет. Ну, проходи, проходи.

Юлька даже слегка задохнулась от волнения. Через кухню, где копошилась бабушка, провела Тимофея в небольшую комнатку. Стены были чисто-чисто побелены, кровать застелена снежно-белым покрывалом. Все небогатое убранство дышало чистотой и свежестью.

В этой девичьей светелке ничего не было от той суматошной и насмешливой Юльки, которая была у всех на виду. Здесь жила другая Юлька, та, что на стройке открывалась одному Тимофею, да и то несильно, чуть-чуть. Здесь была Юлька под стать убранству своей комнаты — домашняя и белоснежно чистая.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Советская классическая проза / Культурология
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези