Читаем Дни испытаний полностью

— Вы знаете…

Тамара слегка покраснела и, чтобы скрыть смущение, быстро спросила:

— А вы, кажется, тоже от нас уезжаете? Больные будут очень жалеть.

— Больные?

— Да.

— А здоровые?

— Здоровые… тоже будут жалеть, но…

— Но?.. — выжидающе спросил Ветров.

— Но больные будут жалеть больше.

— Вероятно… — произнес он, смотря себе под ноги. — Однако на мое место едет заместитель.

— И скоро?

— Что — скоро?

— Скоро уезжаете, хотела я спросить.

Ветров пожал плечами.

— Как сдам дела. Надо думать, на этой неделе! — докончил он с ударением. — Итак, всего хорошего!..

Крепко, по–мужски, пожав руку, которую она не отнимала во все время их короткой беседы, он повернулся и вышел вслед за Вороновым.

4

Как ни странно, но об отъезде Ветрова Катя узнала самой последней. И случилось это совершенно неожиданно. Когда она, пришедшая после вечера к выводу, что Ветров совсем уж не такой сердитый и строгий, как ей все время казалось, явилась в госпиталь на очередное дежурство и принесла ему на подпись рецепты, он улыбнулся и отодвинул ее тетрадку в сторону.

— Неужели опять ошибка? — испугалась она, думая, что снова напутала, переписывая рецепты. С латынью Катя имела частые недоразумения и всегда огорчалась, когда Ветров, качая головой, вставлял в ее писания пропущенные буквы или исправлял дозировки. Сегодня она все трижды проверила сама, и жест его тем более был досаден.

— Нет, Катя, — успокоил ее Ветров, — на этот раз вы превзошли сами себя. Все правильно.

Катя облегченно вздохнула.

— Тогда подпишите.

— Не имею права, Катюша.

— Как не имеете права? — изумилась она.

— Очень просто. С сегодняшнего дня я уже у вас не работаю. Разве вы ничего не знаете?

Ветров, улыбаясь, рассказал ей о том, что переводится. Она выслушала его с упавшим сердцем, а когда узнала, что он уезжает в этот же день, загрустила еще сильнее.

— Как же так, — растерянно замигав, сказала она, — как же так?.. Я буду занята сегодня на дежурстве…

— И хорошо, — ответил Ветров, — дежурьте себе на здоровье.

— Но должна же я вас проводить на станцию?

— Это зачем же?

Для Кати было совершенно ясно, почему она должна была его провожать. Но ей было совершенно ясно также, что Ветров этого не понимает. Объяснять ему истину она не решилась и, слукавив, привела себе в оправдание одно из самых веских доказательств, которыми располагала.

— Мы же с вами вместе работали!

— Если все, с кем я работал, — возразил Ветров, — пойдут меня провожать, то получится целая процессия. Нет, Катя, вам придется остаться…

Несмотря на то, что сказал он это довольно строгим тоном, Катя решила его не послушаться. Раньше она никогда бы себе не позволила этого, но сейчас она посчитала себя вправе преподнести ему небольшой сюрприз. Выбрав свободную минуту, она покинула госпиталь и, как была, в халате и косынке, пробежала через парк до общежития. Она очень обрадовалась, застав Тамару в комнате.

— У меня к тебе просьба, — возбужденно сообщила Катя, хватая ее за руки. — Очень большая просьба. Ты сможешь за меня подежурить?

— Смогу, — согласилась Тамара, — но когда?

— Сегодня вечером.

— Вечером?

— Ну да, вечером!

— Вечером не смогу.

— Почему?

— Буду занята.

— Занята? — разочарованно переспросила Катя. — Чем?

— Поеду на вокзал.

Страшное подозрение заставило Катю насторожиться. Но еще не веря в окончательное вероломство подруги, она задала ей каверзный вопрос:

— Кого–нибудь встречать?

— Нет.

— Тогда зачем же?

— Чтобы проводить одного человека.

Катя побледнела.

— Одного человека? — переспросила она с глубокой укоризной в голосе. — И тебе не совестно? А еще подруга! Теперь я все поняла! Недаром тебе тогда так хотелось его поцеловать… А я‑то тебе поверила!..

Оскорбленная до глубины души, она замолчала и нахмурилась. Потом, вспомнив, что ее могут хватиться в госпитале, она повернулась и, оставив Тамару в недоумении, вышла, сильно хлопнув дверью. Когда она возвратилась к своему столу, к ней подошел Ростовцев.

— Я уезжаю, Катя, — сказал он. — Мне бы нужно взять из кладовки обмундирование.

Только теперь Катя вспомнила, что Ростовцев, действительно, сегодня выписывается из госпиталя. И внезапно ей стало ясно, кого Тамара собиралась провожать. Это открытие сразу рассеяло ее подозрения.

Борису не было надобности спешить. Документы были у него на руках, поезд отходил вечером. Не зная, куда девать оставшееся время, он прошелся по коридору и отворил дверь в палату.

Белье на его кровати было уже сменено, и она стояла заново заправленная, готовая к приему следующего больного. Он не решился садиться на нее, чтобы не измять свежей простыни. Подойдя к тумбочке, он отворил дверцу и, взяв свои вещи, сделал небольшой сверточек. Особенно тщательно он упаковывал патефонную пластинку — подарок воспитанников музыкальной школы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза