Дни испытаний

— Позовите ко мне младшего лейтенанта, — сказал он Антонову, — Вас же попрошу лично дежурить у телефона. Постарайтесь соединиться с полком, потому что это очень важно.

Ковалев пришел сейчас же. Он браво отрапортовал и вытянулся по уставу с нарочитой тщательностью.

— Да бросьте вы это… Садитесь, — пригласил Ростовцев и, когда тот уселся, медленно продолжал: — Я вызвал вас, чтобы посоветоваться… Мы потеряли телефонную связь с полком.

— Я уже знаю, — ответил Ковалев.

— Вот. Меня это беспокоит. Что–то нужно предпринять.

— Нужно послать людей. Я могу пойти с ними. Дело это нехитрое. Может, дерево где–нибудь свалилось на проводку. Линия эта старая. Наши ее не ремонтировали, да и не проверяли как следует.

— Да, но если обрыв очень далеко?

— Тогда можно на машине. Будет быстрее.

— Нет, Ковалев, — возразил Ростовцев, — это опасно. Будем ждать рассвета.

— Почему?

— Потому что если обрыв этот самопроизвольный, то большой беды не будет, если мы исправим его утром. Но если провода кто–то порвал намеренно, то уж, очевидно, это сделано не из любви к нам. Посылая ночью машину, мы, во–первых, рискуем ее потерять, а, во–вторых, распылим свои силы.

— Я не думаю, что линия испорчена умышленно, — возразил Ковалев.

— А вам известно, что вот в этом месте, — Ростовцев показал на карте, — была разгромлена группировка противника, но часть ее вышла из окружения и бродит где–то в лесах?

— Но это же далеко…

— Финны, верно, не сидели это время на месте.

— Так вы ждете нападения? — спросил Ковалев, и глаза его загорелись особенным светом.

— Боюсь, что оно возможно, — ответил Ростовцев. После небольшой паузы он продолжал: — Во всяком случае, нужно быть ко всему готовым… Проверьте посты, прикажите личному составу спать не раздеваясь. Оружие должно быть в полной боевой готовности. Пусть даже это излишняя предосторожность, но вы сами как–то раз сказали, что финны опасны, когда еще есть снег. А снег пока не растаял.

Ковалев вышел.

Беспокойство не покидало Бориса. Спустя несколько минут он оделся и решил сам проверить посты и предупредить бойцов.

На улице подмораживало. Несмотря на позднее время, было светло. С высоты неподвижно, словно приклеенный, смотрел узкий серп луны. У домика, где помещался медпункт, Ростовцев разглядел чью–то фигуру. Подойдя ближе, он узнал Голубовского.

— Что вы здесь делаете, старшина? — спросил он, останавливаясь.

— Любуюсь небом, Борис Николаевич, — ответил Голубовский. — Очень тоскливо стало отчего–то, я и решил перед сном прогуляться… — он сделал паузу и спросил: — А вы тоже любуетесь?

— Да, между делом… Почему же вы затосковали? — Скучно?

— Немного… — Он помолчал. — Вы куда идете?

— Да вот посмотреть решил на свои владения.

— Можно с вами?

— Пожалуйста.

Они пошли рядом.

— Послушайте, Голубовский, — продолжал Ростовцев прерванную беседу, — вот вы любуетесь небом, природой, самим собой иногда. Но почему вы не любуетесь людьми, которые окружают вас, их жизнью, их поступками? Право же, к ним стоит присмотреться и о них стоит написать стихи.

— Не вам спрашивать об этом, Борис Николаевич, — укоризненно вздохнул Голубовский.

— Почему же не мне?

— Потому что вы сами художник. А художник любит красивое, великое, бессмертное.

— И вы считаете, что красивым, великим и бессмертным является тоска и грусть? — возразил Ростовцев. — Если вы будете думать только о себе, работать для себя, любить для себя, то не получится ничего великого и бессмертного. Но если вы будете жить для благополучия общества, то оно вас не забудет. Именно так живут наши люди. И в этом их простая настоящая красота, которую вы не хотите видеть. Посмотрите на наших солдат. В своих шинелях они кажутся на первый взгляд самыми обыкновенными, а между тем сколько таится в них этой простой красоты! Вызови я их сейчас и скажи, что нужно отдать жизнь за общее дело, и ни один из них не заявит, что ему страшно… Разве это не красота, разве это не величие? — Ростовцев испытующе взглянул на старшину и добавил: — Давайте говорить начистоту. Вот вам кажется, что вы лучше их… Нет, нет, не возражайте, — остановил он Голубовского, видя, что тот морщится. — Скажите, смогли бы вы поступить так же? Только откровенно.

Голубовский ответил не сразу.

— Я не задавал себе такого вопроса, — произнес он осторожно.

— А все–таки?

— Вероятно, поступил бы так же.

— Добровольно?

Голубовский замялся, подумал и, наконец, сказал тоном, в котором слышалась неуверенность:

— Добровольно…

— И сумели бы не испугаться так, как пугались прежде?

— Постарался бы…

— Смотрите же, старшина, — предупредил его Ростовцев, — одна из сторон человеческой красоты — это не бросать слов на ветер. Мне хотелось бы, чтоб наш разговор вы запомнили…

Вместе они прошли к Антонову, дежурившему у телефона. Связи попрежнему не было. Отдав необходимые распоряжения, Ростовцев вернулся к себе. Не раздеваясь, он лег и вскоре забылся в тяжелом полудремотном сне.

Проснулся он от ощущения чего–то необычного Он открыл глаза, и в это время с улицы донесся сухой звук одиночного выстрела. И сейчас же его сменила отрывистая резкая дробь автомата.