Дни, как сегодня

Эди сумел догнать автобус и, заплетаясь, подошел к водительской двери. Он даже не постучал в стекло, так как у него не было сил, а только посмотрел на водителя влажными глазами и, задыхаясь, рухнул на колени. Это напомнило водителю кого-то из того времени, когда он еще хотел стать Богом, до того, как он хотел быть водителем автобуса. Это воспоминание было немного грустным, потому что водитель все же не стал Богом, но и радостным, поскольку он стал водителем автобуса, а это было на втором месте из того, что он очень хотел в жизни.

И вдруг водитель вспомнил, как однажды дал себе слово, что, если когда-нибудь станет Богом, то будет милостивым и милосердным, будет выслушивать каждое свое создание. И поэтому, когда с высоты своего водительского места он увидел Эди, стоящего на коленях на асфальте, он, несмотря на все свои принципы и арифметику, не мог не открыть ему дверь. И Эди поднялся в автобус и даже не сказал «спасибо», так как ему не хватало воздуха.

Для читателя будет лучше всего, если этот рассказ закончится на этом месте, потому что, несмотря на то, что Эли приехал в дельфинарий вовремя, «счастье» не могла прийти, так как у нее уже был парень. Только в силу того, что она была такая милая, ей было неловко сказать об этом Эди, поэтому она предпочла просто обмануть его.

Почти два часа Эди прождал ее на скамье, где они договорились встретиться. Когда он сидел, то к нему приходили всякие грустные мысли о жизни, а потом смотрел на закат, который успешно завершал день, и вспомнил о судорогах мышц, которые вскоре должны у него начаться.

На обратной дороге, когда ему уже по-настоящему захотелось попасть домой, он издали увидел на остановке свой автобус, из которого выходили пассажиры. Но он знал, что даже, если бы у него были силы и желание бежать, он бы ни за что не успел к отправлению, поэтому он продолжил идти не спеша, при каждом шаге ощущая миллион усталых мускулов. Когда он наконец подошел к остановке, то увидел, что автобус все еще там, ждет его. А водитель, несмотря на все сердитое ворчание и крикливые возгласы пассажиров, ждал, пока Эди не поднялся в автобус, и не прикоснулся к педали газа, пока тот не нашел себе место. А когда они наконец тронулись, водитель грустно подмигнул Эди в зеркале, и это сделало всю историю почти сносной.

Из цикла «Психодром»

Бзик Нимрода

До двенадцати лет Нимрод был жутким говнюком. Такой зануда и нытик, что, если бы он не был твоим лучшим другом, ты бы давно отметелил его. И вот однажды, незадолго до бар-мицвы, ему вложили супинаторы в ботинки, и он сразу переменился. Дело в том, что Мирон, Узи и я и раньше были друзьями Нимрода, но теперь, когда он превратился еще и в отличного парня, общаться с ним стало даже приятно.

Потом, когда мы учились в школе, я и Узи ходили в обычную, а Мирон и Нимрод — учились заочно, и часто-часто все — на море. Потом — армия. Мирона призвали за полгода до нас, поэтому, когда пришли мы, он уже достаточно освоился, чтобы устроить нас всех служить в одной части в Кирье.[52] Нимрод обычно называл это «КЛАБ[53]».

Большую часть времени мы бездельничали, постоянно толклись в ШЭКЕМе,[54] доводили командиров угрозами написать на них всякие рапорты, и уже в пять отваливали домой. Помимо этого Узи занимался серфингом на пляже напротив «Шератона», я периодически мастурбировал, Мирон учился на курсах при Открытом университете, а у Нимрода была подружка. Это была клевая девчонка, а, поскольку помимо него мы все были девственниками, то она вообще казалась нам Мерилин Монро. Я помню, как однажды спросил Мирона, гипотетически, что бы он сделал, если бы она пришла к нему, допустим, домой и попросила, чтобы он ее трахнул. И Мирон сказал, что он не знает, но, как бы там ни было, он бы после сожалел об этом всю жизнь. Это был хороший ответ, но, насколько я его знаю, он бы, несомненно, не упустил шанса переспать с ней, а не сожалеть потом, что не сделал этого.

Но у Нимрода это было не просто сексуальное влечение — он был влюблен в нее.

Ее звали Ната, это имя и сегодня мне нравится; она была перевязочной сестрой в нашей поликлинике. Нимрод однажды сказал мне, что ночью может лежать рядом с ней часами, и ему не будет скучно, и что ему всего приятнее, когда она трогает его за подошву стопы — там, где у всех выгиб, а у него — плоско.

В Кирье караул выпадал нам дважды в месяц и один раз в два месяца — в шабат. Нимрод всегда устраивал так, чтобы наш наряд совпадал с дежурствами Наты в поликлинике, так что и в эти дни они были вместе. Спустя полтора года она оставила его. Это было такое странное расставание, даже она сама толком не могла объяснить, почему уходит, и Нимроду уже было все равно, на какие дни выпадает наш караул.