— Сегодня мы потеряли наших близких. Девять замечательных студентов. Девять наших лучших друзей не смогли добраться до школы и полегли от рук Пожирателей смерти, — директор замолчал на секунду, вглядываясь в лица студентов. — На моей памяти Хогвартс-экспресс подвергся нападению в первый раз. Я не знаю наказания, достойного человека, который посмел поднять руку на детей. Но каждого из вас я знаю в лицо. Каждого из вас видел на трехногом табурете. Вы все — мои дети. Сейчас... — он снова замолчал. — Я хочу попросить у вас прощения. Война всегда первым делом пожирает детей. А я, ваш учитель и наставник, не смог вас уберечь. Меня не было среди тех, кто стоял под дождем и ждал... ждал смерти или спасения. И если бы я мог... — на секунду старик смежил веки и покачал головой. — Я не задумываясь умер бы девять раз, зная, что это спасет вам жизнь. Ни отцы, ни учителя не должны хоронить своих детей. Поэтому я прошу вас: простите меня. Простите за то, что меня не было рядом.
— О чем он говорит? — прошептала Роксана, склонившись к своему соседу, но ответил ей не он, а смазливый лоснящийся парень с зализанными назад пшеничными волосами, прозрачными глазами и блестящими губами.
— Да... ерунда. Устроили целую заварушку из-за того, что с поезда, видите ли, сняли десяток грязнокровок, — парень закатил глаза. — Хотят устроить этим ублюдкам торжественные проводы. И всем наплевать, что они вообще-то и не должны были здесь учиться. Верно? — он вдруг прищурил светлые глаза, вглядываясь в ошарашенную Роксану. — А ты — Малфой, верно? Я — Катон Нотт... хороший приятель Люциуса.
— Я догадалась, — Роксана смотрела на него с откровенной ненавистью, а парень как будто ничего и не заметил. Хмыкнул и усмехнулся:
— Держись меня, Малфой, я тебе помогу тут освоиться. Я — староста, так что если возникнут проблемы с кем-нибудь из этих, — он небрежно кивнул на остальные три стола, — обращайся прямо ко мне.
Роксана чуть прищурилась.
— Я бы оглушила тебя и выкинула в окно, Катон Нотт. Держись от меня подальше, если сам не хочешь проблем.
— ... и прежде, чем мы приступим к ужину, я предлагаю почтить память погибших сегодня студентов минутой молчания.
Едва он это сказал, поднялся жуткий шум — скамьи заскрипели, отодвигаясь. Весь зал, студенты, иностранцы, учителя, все встали и взяли в руки золотые кубки. Роксана заметила, что некоторые ученики, сидящие за её столом, даже не пошевелились. В душе поднялась злость.
Она стащила с головы шапку, бросила её в свою тарелку и поднялась, одернув батник и высокомерно взглянув на соседей по столу. Ноги у неё слегка дрожали от страха и того, что на неё многие оглянулись, но плевать. Она взяла свой кубок.
Воцарилась тишина.
Такая глубокая и сухая, что было слышно, как потрескивают плавающие в воздухе свечи.
Роксана видела, как некоторые ученики поглядывают на её стол с откровенной ненавистью. Брюнет, прицепившийся к ней после Распределения так вообще, казалось бы, вот-вот кинется на кого-нибудь и зарежет столовым ножом.
Роксана пересеклась с ним взглядом.
На сей раз парень не усмехнулся. Наоборот, взглянул на неё так, что Роксана опустила взгляд.
“Они знают” — в страхе подумала она. “Они знают, что Люциус — Пожиратель смерти”
— Во имя Мерлина... меня сейчас хватит удар, — Сириус жадно вгрызся в белое мясо, издавая крайне неприличные звуки с каждым новым укусом. — Да... о, да... м-м... да-а... ох, да!
— Отдать тебе кости? — участливо спросил Джеймс, склоняясь к нему, как к тяжелобольному, и протягивая остатки своей курицы, за что тут же получил пинок под столом.
— Джеймс, разве ты не знаешь, что опасно трогать Бродягу, когда он ест? Он может откусить тебе руку!
— Я сейас хебе руку откуху! — пригрозил Сириус, ткнув в сторону Ремуса куриной ножкой, когда тот попытался посягнуть на блюдо, полное поджаренных, золотящихся от жира кусочков мяса.
— Ты сейчас взорвешься Бродяга, а я не хочу, чтобы нас забрызгало, — брезгливо сказал Джеймс.
Активно работая челюстями, Сириус вытянул голову, деловито оглядывая весь стол, потом торопливо вытер рот салфеткой, вскочил со скамейки и перебежал к другому концу, где сидели пятикурсницы, и гордо возвышался огромный пирог с почками.
— Прошу прощения, дамы, — он приобнял обеих за плечи. — Во имя Мерлина, это ты, Пенни? Потрясающе выглядишь, детка! Привет, Спиннет!
Сириус звонко чмокнул в щеку сначала одну, потом другую и, воспользовавшись их смущением, стащил пирог.
— Спокойствие, я пекусь о ваших прелестных фигурках! — парировал он в ответ на их недовольные возгласы, повыше поднял пирог и на ходу послал девчонкам широкий воздушный поцелуй.
Вернувшись на место, он с глухим стоном водрузил горячий пирог на пустое, покрытое жиром блюдо из-под курицы. Мародеры встретили его добычу дружным одобрением и вонзили в ароматное тесто вилки, растаскивая на куски кулинарный шедевр.
После ужина Дамблдор снова поднялся со своего места и шум в зале снова пошел на спад.