Полки в магазине были сплошь уставлены коробками, здесь были записи всех его любимых магловских исполнителей, старых и новых волшебных групп, целые горы зачарованных пластинок (некоторые были устроены так, что во время игры все присутствующие погружались в коллективную иллюзию, другим достаточно было сказать, какую песню ты хочешь услышать, чтобы она тут же заиграла), и — Мерлиновы варежки! — компактные проигрыватели, по размеру не больше школьной сумки. Уже после десяти минут пребывания в магазине, Джеймс нагреб не меньше двадцати пластинок и всё равно не мог остановиться. На некоторых из них было не меньше десяти песен, совершенно не интересных ему, но среди них обязательно находилась одна нужная. Лили повезло больше — она каким-то образом нашла на забитых полках пять сборников самых популярных сборников, среди которых обнаружилась пара пластинок «The Beatles». И если раньше его бесило, что у Лили всегда получается всё сделать хорошо и правильно, то сейчас он начал подумывать, что на Эванс, пожалуй, стоит жениться, чтобы утащить этот источник порядка и надежности в свою жизнь.
Кстати о беспорядке, проходя мимо местной почты Джеймс с ужасом вспомнил, что уже почти неделю не писал родителям. И пока он впопыхах строчил письмо, за которое, кстати говоря, выложил не много, ни мало, целых три галлеона, Лили терпеливо ждала его в зале ожидания. На улице она говорила слишком быстро и много, явно пытаясь заговорить ему зубы и отвлечь, а когда он присмотрелся, заметил, что взгляд у его девочки потерянный и грустный. И только потом вспомнил: Лили-то ведь уже некому писать письма. Чтобы искупить оплошность и снова её развеселить, Джеймс затащил её в «Зонко», где, как обычно, что-то звенело, трещало, звякало-брякало и выбрасывало серпантин. По случаю приближающегося Хэллоуина, магазин закупил кучу костюмов, масок и декораций. Игнорируя сопение продавца, Джеймс на ходу срывал с витрин одну маску за другой и доводил Лили до слез, пародируя их преподавателей. И всё было замечательно, пока он, идя спиной вперед и к Лили лицом, не врезался в толстый живот Слизнорта, как раз в тот момент, когда, нацепив маску тролля, сюсюкал с Лили, зазывая в Клуб Слизней.
Гриффиндор потерял пять очков за «крайнее нахальство» и получил десять за актерское мастерство. Погрозив пальцем Джеймсу и подмигнув Лили, Слизнорт в большим достоинством покинул мастерскую юмора, неся под мышкой костюм Мерлина, а едва за ним закрылась дверь, Лили и Джеймс покатились со смеху.
В «Сладком королевстве», Джеймс закрепил успех: купил Лили мешок карамельных тянучек, «случайно» столкнул на Мальсибера коробку с кусачими клецками и получил нагоняй от мадам Флюм, когда стащил прямо из бочки пригоршню шоколадных жаб и попытался ими пожонглировать. В кондитерской было тепло и так восхитительно пахло шоколадом и клубникой, что хотелось провести всю вечность, просто выбирая сладости. Но к сожалению, там они задержались недолго: у витрины с белым шоколадом вертелась Блэйк Забини и её подружки, сами жутко похожие на коробки конфет на ножках.
Довольные и нагруженные покупками, они решили перед заключительным походом в трактир, заглянуть в «Дэрвиш и Бэнгз», магазин волшебных принадлежностей. У Джеймса как раз закончилась полироль для метлы и пока он изучал витрину с банками-склянками, Лили успела обзавестись этим жутким колдографом, на боку которого красовался логотип компании Альфарда Блэка по изготовлению волшебной техники.
— Эй, вот, кто нам нужен! — в тот момент, когда Лили попыталась отнять у него фотоаппарат, Джеймс увидел выходящих из «Зонко» близнецов Пруэтт и бросил колдограф Фабиану. Девушка испуганно бросилась следом, но Джеймс поймал её на ходу, обхватил тоненький стан руками и обернулся с ней на месте, словно в танце.
— Сделай нам одолжение, Шрам! — засмеялся он, прижимая Лили к себе спиной. Фабиан поднес фотоаппарат в глазам. Перед самой вспышкой Джеймс оторвал Лили от земли и закружил так, что она запищала, хватаясь то за него, то за свой берет, а когда попыталась снова твердо встать на на ноги, он сделал вид, что уронил её и поймал в полуметре от земли.
В «Трёх метлах» было особенно людно и зал звенел голосами и смехом учеников, но дружбы с Розмертой было достаточно, чтобы заполучить самый лучший столик — в укромном уголке, под крутой, ведущей наверх лестницей.
Отовсюду доносились возбужденные, радостные голоса, смех, звон посуды, но Джеймс ничего этого не замечал. От горячего сливочного пива по уставшему телу разливалось умиротворение и такая приятная тяжесть, что ему вдруг резко расхотелось снова выбираться на холод и идти куда-то. Куда и зачем ему идти, когда все самое главное итак здесь?