Дни мира

— Идем, Ардан, — обратилась Гризельда к собаке, направляясь к дверям. Но Ардан даже не пошевелился. Он лежал на белом ковре, положив большую голову между вытянутых вперед лап и подняв на Гризельду взгляд, полный любви и сожаления. Сидевший возле него Рам негромко твердил что-то очень печальное. Рам — это белая обезьянка ростом не выше сапога, легкая как перышко, с момента их приезда в Индию подружившаяся с Арданом. Едва пес вставал, чтобы пройти хотя бы несколько шагов, Рам вспрыгивал ему на спину, чтобы прокатиться. Когда Ардан ложился, Рам сначала с возмущением крутился вокруг него, потом садился рядом и начинал искать несуществующих блох. Он оставлял собаку только на пару минут, когда отбегал к столу, чтобы проверить, какие фрукты появились в вазе. Потом возвращался к Ардану и обязательно делился добычей с другом. Ардан, получивший кусочек апельсина, делал вид, что жует его, исключительно для того, чтобы сделать Раму приятное.

Гризельда опустилась возле Ардана на колени. Большой пес попытался вильнуть хвостом, но у него даже на это не хватило сил. И Гризельда сразу же поняла, что все кончено, что это последний день Ардана, что сегодня он умрет. Она никогда не хотела думать, что этот день рано или поздно наступит; Ардан давно стал частью ее самой. Ей казалось, что он всегда был рядом, что родился одновременно с ней. И что он сознательным усилием продлил свою жизнь только для того, чтобы не расставаться с ней. Но сегодня никак не мог удержаться на берегу, он должен уйти. Для него все было кончено.

Она почувствовала необычную тоску. Огорченная, она обратилась к Ардану:

— Ах, Ардан!.. Это невозможно!.. Он печально посмотрел на хозяйку. Пес не очень хорошо понимал, что происходит с ним, но чувствовал, что оказался в чем-то виноватым Он должен был участвовать вместе с хозяйкой в торжественной процессии, но был не в силах встать на ноги. Возможно, он смог бы встать, если бы очень захотел, но у него не было сил захотеть.

Гризельда негромко сказала:

— Ты все же будешь рядом со мной… Наклонившись, она взяла его на руки. Рам запрыгнул ей на плечо. Гризельда выпрямилась, подумав с удивлением, что Ардан стал невероятно легким, словно лишился всей своей материальной субстанции. Она вышла с двумя животными — одним на руках, другим на плече, — чтобы принять участие в торжественной встрече воды.

Слуги закрыли западные ворота, выходившие к озеру, и открыли восточные ворота, постоянно остававшиеся закрытыми, за исключением сегодняшнего дня. Прогремел гигантский бронзовый гонг, заставивший взлететь тучи птиц с крыши дворца. Из дворца вышла стража махараджи, наряженная в шотландскую униформу — мохнатые шапки, красные куртки и чулки, килт в зеленых квадратах, белые гетры. За ними появился первый слон в окружении музыкантов с бубнами, с обнаженными торсами и в бледно-голубых индийских юбочках. Первым был самый большой слон махараджи, невероятно старый и умный, как гуру. Его голову от макушки до конца хобота закрывала вышитая золотом парчовая маска с цветами лотоса, изображенными с помощью мелких жемчужин; на уши опускались кружева, вышитые серебром. Овальные отверстия в маске оставляли открытыми глаза, обведенные черной краской. Над правым ухом находилось изображение солнца, а над левым — сердце Иисуса и крест. Между глазами плясал серебряный Вишну, создававший своими движениями три направления в пространстве.

Большой слон размеренно шагал, своими плавными покачиваниями отражая движение нашего мира. В тот момент, когда его огромные бивни показались из ворот, на дворец обрушились первые раскаты грома и тысячи серебряных колокольчиков зазвенели, откликнувшись на гром. Дувший с озера ветер внезапно затих, но в это же время подул ветер из леса, принесший ароматы бесконечного зеленого пространства.

Толпа, издававшая радостные крики, бросала букеты цветов и пригоршни риса под ноги слону, величаво шагавшему в пурпурной попоне. На спине у него находился первый в этих краях автомобиль. Это был даймлер мощностью в 24 лошадиных силы, собранный в Америке Шауном, с деревянными колесами, резиновыми шинами и с наружной цепной передачей. Его полностью, включая шины, покрывала золотая ткань. За рулем сидел Шаун в кожаной куртке, каскетке и больших очках. Позади Шауна сидел махараджа на резном троне из слоновой кости, инкрустированном семью тысячами триста тринадцатью бриллиантами, похожими на дождевые капли. Его белые одежды и белый тюрбан были усеяны жемчужинами, и седая борода казалась белее его одежд. Он дважды нажал на грушу, и большая труба испустила два звонких крика.