Дни нашей жизни

— На чем сегодня проверяется боеспособность пар­тийной организации цеха? — спросил он и сам же отве­тил: — На выполнении краснознаменного заказа! Зна­чит, этой задаче должна быть подчинена вся работа цеховой партийной организации. Вся, целиком!

Николай Пакулин впервые слушал речь директора и впервые находился с ним на одном собрании, где оба были равны, как два члена одной великой организации.

Это равенство Николай живо почувствовал с первой минуты, когда директор пришел на собрание, простой, непринужденный, доступный, совсем другой человек, чем тот, каким он казался Николаю во время обходов цеха. Там он был начальник, чей приказ — закон. Здесь его могли свободно критиковать, поправлять, здесь он как бы отчитывался в своих действиях и намерениях. Но именно потому, что никакие официальные преграды сейчас не существовали, Николай с особой остротой по­нял, насколько выше и сильнее его Григорий Петрович Немиров — не властью, а кругозором, политическим опытом и пониманием, что и как делать. По напряжен­нейшему вниманию присутствующих Николай чувство­вал, что таким воспринимают Немирова все комму­нисты.

Григорий Петрович не задерживался на частных во­просах, но показал, как частные усилия, сбереженные минуты и часы, килограммы металла и киловатт-часы электроэнергии складываются в масштабе цеха и завода в месяцы трудового времени, в сотни тонн металла, в тысячи киловатт-часов, в миллионы рублей экономии. Он согласился с Катей Смолкиной: да, нынешние труд­ности цеха не от бедности, а от богатства, это пережит­ки минувшего этапа... И тут же раскрыл самую сущ­ность нового этапа развития:

— Новые заводы, строящиеся в нашей стране, — взять хотя бы те, что заканчиваются в Краснознамен­ном районе, — это заводы крупносерийной продукции. Таков размах, такова потребность страны. Наш завод по типу всегда был заводом уникальных машин. А тур­бины нужны теперь десятками, и турбины небывало мощные, высокого и сверхвысокого давления. Мы долж­ны на ходу перейти к их серийному выпуску. А серий­ный выпуск требует строгой ритмичности, железного графика и полной механизации всех операций. К этому мы идем, над этим сейчас работаем. Трудно? Да, труд­но. Болезнь роста, как и всякая болезнь, вызывает ли­хорадку. Но мы должны преодолеть ее и, конечно, пре­одолеем!

Собрание проводило директора долгими рукоплеска­ниями.

Немиров уже сошел с трибуны, когда прозвучал умо­ляющий голос Кати Смолкиной:

— Уж до того хорошо сказал, Григорий Петрович, так скажи еще о Любимове и о планировании!

Немиров развел руками, улыбаясь: поздно, мол, да обо всем не скажешь зараз! Но секретарь райкома гром­ко поддержал:

— Скажите, скажите, Григорий Петрович, раз народ просит!

Немиров неохотно вернулся к трибуне, подниматься на нее не стал, а только взялся за нее рукой и загово­рил совсем другим, будничным и даже недовольным тоном:

— С планированием мы разберемся, как сделать, чтобы вам удобней было. Но ведь дело не в том, чтобы планы пересматривать, а в том, чтобы социалистическое соревнование охватило всех, до единого человека! Вот о чем думать нужно, товарищ Смолкина. Двадцать семь процентов нестахановцев — вот где ваша слабость, това­рищи. Сделайте эту четверть рабочего коллектива ста­хановской — вот вам на четверть сокращенные сроки, вот вам реальные резервы сил!

Мысль была верна, ее восприняли с одобрением, но Григорий Петрович видел, что многие не удовлетворе­ны. Однако никаких обещаний он давать не хотел и не считал возможным.

— Вы сегодня крепко покритиковали руководителей цеха, — продолжал он. — Я понимаю горячность собра­ния и считаю ее полезной. Товарищ Любимов, конечно, учтет критику. Но вряд ли стоит выискивать тут разные линии, из отдельных ошибок искусственно выводить принципиальные расхождения. Все мы большевики, всех объединяет одна цель — и Любимова, и Полозова, и Воробьева, и всех нас. К ней и пойдем, товарищи, пле­чом к плечу.

Раздались жидкие хлопки.

Возвращаясь на свое место, Григорий Петрович фи­зически ощутил разлад с коллективом, недавно так горячо внимавшим его словам. Несколько человек под­няли руку, требуя слова. Но Григорию Петровичу хоте­лось оставить последнее слово за собой. Демонстратив­но поглядев на часы, он объяснил председателю, что его ждут неотложные дела, попрощался с Раскатовым и пошел к выходу. Перед ним расступались почтитель­но, но холодно.   «Напрасно, напрасно заступился за Любимова! — думал он, спускаясь в цех. — Конечно, Лю­бимов неповоротлив насчет нового. Правильно опреде­лил Полозов этот его дух: «Как бы чего не вышло». Ни­какой особой линии у Любимова, конечно, нет, а вот гиб­кости не хватает».

Он прошелся по цеху, придирчиво отмечая неполад­ки и мысленно подбирая обидные слова, какие скажет завтра начальнику цеха.

А собрание шло к концу.

Николай Пакулин ожидал, что после такой жесто­кой критики оценка деятельности партийного бюро бу­дет сурова, и заранее огорчался за Ефима Кузьмича.

Но целый хор голосов выкрикнул:

— Удовлетворительно!