— Клава! — воскликнул он, опускаясь на пол рядом с ее креслом и прижимаясь лицом к ее коленям. — Клава! Я хочу тебе счастья... и себе… настоящего... И я человек сильный, я хочу правды. Если ты...
Она порывисто обняла его:
— И я хочу настоящего. Взрослого. Полного. С тобой.
Любимов сидел подтянутый, растревоженный непонятным настроением директора. А Немиров чувствовал в себе нерастраченный запас сил и тот нервный подъем, который он про себя называл «полезной злостью».
— Точнее, Георгий Семенович, — перебивал он доклад начальника цеха. — Что значит «на днях»? Какого числа, к какому часу?
Он проверил и раскритиковал всю систему подготовки производства.
— Пора навести порядок. Почему и вы, и Полозов, и начальники участков суетитесь вокруг одного и того же дела? И почему у вас Гаршин — и технолог и толкач на сборке?
Он тут же составил приказ — Гаршина утвердить начальником сборки, освободив от технологического бюро. А начальником бюро назначить…
Григорий Петрович подумал минутку и твердо сказал:
— Шикина.
Любимов удивленно развел руками:
— Он неплохой технолог, но... начальником?
— Помните его предложение с косыми стыками? Он творческий человек! А начальствовать — научится, эко дело! Боитесь вы новых людей выдвигать, оттого и топчетесь на одном месте!
— Григорий Петрович... Но он беспартийный и, знаете ли, какой-то тихий...
— Очень хорошо! — сказал Немиров. — Значит, вы не так уж плохо работали, если у вас подросли такие беспартийные. А что тихий, так я за него некоторых ваших шумных — двоих за одного отдам.
Любимов ждал минуты, чтобы подняться и уйти, отложив неспешные вопросы до другого раза, когда директор будет добрее. Но в это время Григорий Петрович сказал:
— Ничего, в ближайшие дни введем единый план и единый график, это вам сильно поможет.
— Григорий Петрович! Вам пришлось...
— Не мне пришлось, а я пришел к выводу, что собрание было право, а я неправ, — веско объяснил Немиров. И добавил: — Вам, Георгий Семенович, об этом стоит задуматься. С кем, с кем, а уж с вами я не раз советовался… но ведь советы-то надо давать хорошие!
— Григорий Петрович, — пробормотал Любимов. — Если вы мною недовольны, скажите прямо... я...
— А я и говорю прямо, — перебил Немиров. — Недоволен, но надеюсь, что вы сумеете выправиться. Только работайте по-настоящему, людям больше простору давайте и скидок себе не делайте. Чтоб не подводить больше ни себя, ни меня.
Когда Любимов вышел наконец из кабинета, он у двери столкнулся с Кашириным.
— Ну как? — спросил Каширин, кивая на дверь.
Любимов только рукой махнул — добра не жди!
И Каширин, подтянув живот, неохотно переступил через порог.
Ожидавшие приема прислушивались: сперва тишина — это докладывает Каширин. Потом через плотную дверь доносится энергичный и гневный голос директора. Потом снова тишина, и снова — отчетливо слышный выкрик директора:
— Тогда поезжайте и поучитесь у других, хотя бы у металлургов!
И через минуту — снова:
— Три дня сроку — и все!
Когда раскрасневшийся Каширин вышел, все ожидавшие были готовы уступить друг другу очередь, но, попав к директору, приятно обманывались: Немиров был весел и внимателен, очень оперативно разрешал сложные вопросы и охотно выслушивал советы.
А Григорий Петрович, ведя эту повседневную свою работу, как бы наново прощупывал, проверял своих помощников и каждому внушал одну и ту же мысль: никаких отсрочек, никаких отступлений!
Этот день был для него днем открытий.
Еще вчера он был уверен, что сделал и продолжает делать все возможное для досрочного выпуска турбин. Попытка ввести социалистическое обязательство в план потому и смущала его, что она не оставляла лазейки для возможных недоделок, для поправок, а недоделки и связанные с ними поправки в сроках казались неизбежными. А вот теперь, когда он умом и сердцем признал обязательство непреложным законом, он вдруг увидел, что есть недостатки и помехи, зависящие от него, и есть новые, ранее не предусмотренные им способы ускорить производство. Повторялось то, что он уже пережил на Урале в дни увеличения выпуска танков.
Разговаривая с людьми, принимая решения, Немиров с удовольствием видел, что поворот у него получается убедительный. Было интересно наблюдать растерянность одних, изумление других, радость третьих. Восторженное восклицание Диденко: «Ну теперь мы выполним наверняка!» — польстило Немирову. Но когда вечером он ненадолго остался один в своем кабинете, он с горечью задумался — на кого же он опирался раньше?
Он сразу отмахнулся от Каширина — буквоед, «чего изволите». Противно было смотреть сегодня утром, как он старался попасть в новый тон! С ним — кончено, надо искать нового плановика.