Дни, полные любви и смерти. Лучшее

В этих просмотрах имелась одна странность. Фиксаж приемника продолжал закреплять картинку, и всякий раз драма «медленного света» представала перед зрителем несколько иной в силу обратной связи. Четкость изображения с каждым просмотром повышалась, и от просмотра к просмотру росло удовольствие.

Либретто первых двенадцати драм Бентли были довольно слабые, гораздо слабее, чем у Джесси Полка и Сэмюэла Дж. Перри, дебютировавших немного позже. Аврелиан Бентли не имел никакого отношения к литературе, более того, он плохо знал грамоту. У него, истинного гения, было много таких пробелов. Но он был человек страстный и полный драматизма, и телепостановки, которые он сочинял и ставил, отличались необычным размахом, динамизмом и крутыми поворотами сюжета. Его слабые либретто имеют ценность уже хотя бы по одной причине: они объясняют нам, пусть смутно и неумело, о чем в его постановках, собственно, идет речь. Без этих набросков мы вообще не могли бы понять смысла его сильнейших теледрам.

Во всех его фильмах присутствует некая нереальность, призрачность, как будто их снимали где-то под землей, при плохом освещении или при неярком лунном свете. Не забывайте, что химической основой телепоказов был селен (металл, который на самом деле никакой не металл), названный так в честь Селены – Луны. Чтобы передать жизненность и динамику сцен, Бентли не пользовался «движущимися картинками» или быстро сменяющими друг друга кадрами. Хотя Майбридж примерно в то же время создавал свой зоопраксископ[67], первый в мире прибор для проецирования движущихся картинок, Аврелиан Бентли не знал о его работе. Позже Сэмюэл Дж. Перри и Гиффорд Хаджен применили технику движущихся картинок, но Бентли этого избежал – что, возможно, к лучшему. Каждый из его получасовых «живых» фильмов, появлявшихся впервые в телеприемнике, был записан на одной-единственной матрице, одним кадром, после чего история начинала жить и развиваться сама собой. В некотором смысле это были фильмы без определенной последовательности кадров (подобного эффекта «свободы от порядка» позже пытались достичь представители других видов искусства, однако безуспешно). В этом отчасти и заключалась «призрачность» творений Бентли, именно это наделяло их таким очарованием и силой воздействия. Каждая драма становилась одним развивающимся моментом вне времени и пространства, хотя все сцены снимались главным образом в Нью-Йорке и на Сосновых пустошах Нью-Джерси.

Конечно же, ранние фильмы Бентли были немыми, но в данном случае не будем заходить слишком далеко с «конечно же». Медленный звук, как и медленный свет, – характеристика селена, и вскоре мы обнаружим, что на самом деле звук неким образом проникал в отдельные сцены драм, но только после многочисленных просмотров. Было это специально задумано или вышло чисто случайно, не суть важно. Главное, что эти ранние фильмы совершенно уникальны.

В 1873 году Аврелиан выпустил тринадцать драм «медленного света». Тринадцатая, загадочные «Стряпчие из Филадельфии», не была отмечена логотипом Бентли; кроме того, она вышла уже после его смерти, хотя он играл там немаловажную роль. Итак, вот эти драмы.

1. «ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ПЕЙШНС, ИЛИ ДЬЯВОЛЬСКАЯ ПОГОНЯ»[68]

Кларинда Каллиопа, возможно одна из величайших актрис Америки да и всего мира, в этой драме играет главную героиню по имени Пейшнс Палмер. Лесли Уайтмэншн исполняет роль Саймона Легри, Кирбак Фуайе играет злодея по кличке «Кнут», Пол Маккоффин – «Бальзамировщика». Хайме дель Дьябло выступает в роли «Иезуита», одного из самых опасных персонажей. Торрес Мальгре играет «Работорговца», вооруженного поддельным сертификатом, который гласит, что Пейшнс имеет примесь черной крови, а значит, должна вернуться в рабство на остров Сен-Круа. Инспиро Спектральски играет «Пантеру» (человек ли он? или призрак?), изображая зло, пришедшее, возможно, из-за пределов нашего мира. Юбер Сен-Николя играет «Опекуна», который на самом деле лжеопекун.

«Злоключения Пейшнс» динамичны и аллегоричны. Аллегоричны, ибо символизируют противостояние добра и зла, света и тьмы, смекалки и тупого невежества, жизни и смерти, открытости и интриганства, любви и ненависти, отваги и адского страха. Пожалуй, ни одна телевизионная драма не сравнится со «Злоключениями» по накалу страстей и по силе воздействия на зрителя. Снова и снова Бальзамировщик, внезапно появляясь из мрака, хочет уколоть Пейшнс иглой с бальзамирующей жидкостью, после чего бедная девушка превратится в живого закостеневшего мертвеца. Снова и снова Кнут готовится исполосовать ее своим длинным бичом с ядовитым железным наконечником, а это – мгновенная смерть. Снова и снова Работорговец и Саймон Легри стремятся поработить ее нежное тело, а Иезуит и Пантера – душу. Таинственный же Опекун как будто бы всегда готов прийти на помощь, но каждая его попытка спасти героиню приводит к обратным, причем катастрофическим, последствиям, заставляя зрителя усомниться в его честности и искренности.