ДНИ ПОРАЖЕНИЙ И ПОБЕД

Между тем, с февраля, как и предполагалось, начала давать видимые результаты сдержанность экономической политики осени-зимы 1994 года. Темпы инфляции упали ниже 10 процентов в месяц. Впоследствии, особенно после того, как в 1994 году были столь бездарно промотаны результаты стабилизационных усилий осени 1993 года, после "черного вторника" и резкого ускорения инфляции, перечеркнувшего надежды на стабилизацию и экономический рост в 1995 году, неоднократно думал о том, правильное ли решение принял тогда – в январе 1994 года. Один из уважаемых мною политических журналистов-аналитиков Николай Карлович Сванидзе убеждал меня в том, что решение было ошибочным, что в России действует железный принцип – "кто уходит, тот проигрывает". Наверное, в чем-то он прав.

Оставшись в правительстве, я имел бы какую-то возможность влиять на ситуацию, противостоять новой инфляционной накачке экономики, начатой с апреля 1994 года, громче сказать о ее неизбежных разрушительных последствиях, может быть, чуть раньше, до "черного вторника", убедить президента, премьера и руководство Центробанка в необходимости корректировать опасный курс и предотвратить критическую ситуацию с валютными ресурсами в январе 1995 года.

И все же даже сегодня эти рассуждения кажутся мне крайне абстрактными, умозрительными. По состоянию на январь 1994 года, мои возможности влиять на процесс принятия принципиальных экономико-политических решений были практически нулевыми. В этом разительный контраст с маем 1992 года, когда тоже всерьез обдумывал возможность отставки. Тогда, при всей трудности, в руках оставались мощные инструменты борьбы, влияния на развитие событий, теперь – одна бутафория. Согласившись же остаться в правительстве на сугубо декоративной роли, я просто продемонстрировал бы готовность примкнуть к когорте людей, для которых сам факт пребывания у власти или рядом с нею – самоцель. А если уж встал в этот строй, не обессудь, что с твоим мнением можно не считаться, – перетопчешься. Борис Николаевич хорошо знал, что я не держусь за высокое положение в государственной иерархии. Согласиться на декоративную роль в политике, которую явно не поддерживаю, значило полностью подорвать, а не сохранить возможность влияния на президента.

Вместе с тем, я понимал, что, и выйдя из правительства, сохраняю в глазах общественного мнения значительную долю ответственности за все, что происходит в стране. Эта ответственность распространялась и на "Выбор России" в целом, и на его фракцию в Думе.

Сразу после выборов, результаты которых разочаровали многих из наших сторонников, отчетливо выявились внутренние слабости коалиции, каковой был блок "Выбор России". Сама широта, некая, как я уже отмечал, идеологическая аморфность избирательного объединения, присутствие в нем немалого количества людей, ориентированных не столько на демократические ценности, сколько на власть, которую давал статус правящей партии, порождали непростые проблемы. На поверхность они всплыли уже при выборе председателя думской фракции.

На эту роль я предлагал кандидатуру Сергея Адамовича Ковалева, одного из самых авторитетных лидеров российского демократического движения еще с диссидентских правозащитных времен, младшего друга и близкого соратника Андрея Дмитриевича Сахарова. Был убежден – его моральный авторитет будет очень важен для формирования политического лица либеральной фракции в Государственной Думе. Сергей Адамович Ковалев шел вторым в избирательных бюллетенях "Выбора России", и мне казалось, что его избрание будет вполне естественным, понятным нашему избирателю. Неожиданно узнал, что на эту же роль претендует Геннадий Эдуардович Бурбулис, возглавлявший избирательный штаб "Выбора России". Это осложнило ситуацию. При сильных качествах Бурбулиса как аналитика, генератора идей, стратега отношение к нему даже среди демократических избирателей было очень сложным, нередко негативным. Роль публичного политика ему явно не давалась. Главное – у меня было твердое убеждение, что многие люди, голосовавшие за нас, просто почувствуют себя обманутыми, если лидером "Выбора России" в парламенте станет Геннадий Бурбулис.

С осени 1991 года, с начала совместной работы в правительстве, я сохранил к нему самое глубокое уважение. И потому попытался объяснить, что в "Выборе России" для него зарезервировано любое, самое высокое место, кроме ее председателя, то есть публичного лица фракции. К сожалению, еще раз убедился, что, как это нередко бывает, трезвое видение ситуации отказывает даже тонким аналитикам, когда дело доходит до тебя лично, до твоей роли, твоих возможностей.