Сразу после формирования правительства он заехал ко мне договориться о взаимодействии в законотворческой деятельности. Решительно поддержав нашу программу, он в конце 1991 – начале 1992 года полностью, без остатка вложил весь свой парламентский авторитет в нашу поддержку. Методично, громко, просто объяснял законодателям суть того, что мы делаем, доказывал, почему это необходимо, почему других решений не существует. Но парламентское большинство терпеть не может менторов, объясняющих, к тому же, неприятные, непопулярные вещи. Если осенью 1991 года поддержки Филиппова было достаточно для того, чтобы провести почти любой экономический законопроект, то к концу весны 1992-го стало ясно – его влияние на принимаемые решения свелось к нулю. Больше того, его поддержка – достаточное основание, чтобы законопроект был провален.
Большинство парламентариев обожает задавать вопросы членам правительства. Во-первых, в отличие от законотворчества, это одно из самых интеллектуально необременительных занятий. Один дурак, как известно, может задать столько вопросов, что сто мудрецов не ответят. Во-вторых, это позволяет наглядно продемонстрировать избирателям, как их избранник заботится об их интересах. Особенно в 1991-1993 годах, когда парламентские дебаты в принудительном порядке транслировались на всю страну. Возникавшая по ходу обсуждения того или иного вопроса идея – а не вызвать ли нам сюда кого;то из членов правительства для разбирательства – практически всегда принималась на ура. Приспособиться к этому очень трудно. Такие вызовы на ковер происходят, как правило, внезапно, в то время, когда у тебя совершенно другие важные планы. Причем вопрос, вдруг возбудивший страстный интерес, может быть самым неожиданным и, на твой взгляд, скажем, отнюдь не самым важным для работы правительства на сегодняшний день." Помнится, второе или третье мое выступление в условиях наступающего экономического коллапса в конце 1991 года было посвящено животрепещущему вопросу о выполнении правительством решений Съезда народных депутатов об экономических санкциях против Грузии в связи с грузино-осетинским конфликтом. Только входил в это время в курс дел, плохо знал детали. Лишь в машине, по дороге в парламент, успел просмотреть подготовленный материал. Словом, на мой взгляд, выступил крайне неудачно. Позже, с опытом, понял – лучше настоять на переносе обсуждаемой темы, и, если уж идешь в Верховный Совет, обязательно надо выкроить хотя бы полчаса, чтобы спокойно собраться с мыслями, подготовиться. Поначалу, когда появлялся в Верховном Совете, депутаты стремились увеличить время ответов на их вопросы до максимума. Но потом сообразили: если задаешь вопрос на темы, связанные с экономикой, желательно хоть что-то понимать в предмете, о котором спрашиваешь. Иначе неизбежно перед всей страной, перед своими же избирателями будешь выглядеть полным идиотом. Конечно, от моей гиперюношеской памяти к этому времени остались жалкие крохи, но в общем, если ты постоянно "варишься" в экономике, суть того, что стоит за той или иной проблемой или цифрой, держать в голове не так уж трудно.
Мне кажется, у коммунистов пропала охота задавать мне слишком много вопросов после того, как в ответ на какое-то вполне демагогическое замечание о состоянии здравоохранения я провел с ходу подробный анализ динамики заболеваемости по основным группам болезней на протяжении последнего года. А когда лидер думских аграриев Михаил Лапшин был публично уличен в полном непонимании разницы между учетом зерна в амбарном и бункерном весе, стало ясно – оппозиция опозорена. И потом при каждом моем выступлении по рядам коммунистов и их союзников проносился шепоток: "Гайдару вопросов не задавать". Честно говоря, это была одна из маленьких, но приятных побед.
Кроме любознательности парламентариев, было еще одно обстоятельство, предельно затруднявшее планирование времени, нормальную организацию работы. Это протокол. Когда смотришь по телевизору, как какой-нибудь государственный деятель обходит почетный караул, подписывает бумаги, поднимает бокал шампанского на званом обеде, можно подумать, что работка в общем-то не пыльная. Может быть, оно и так, когда государственная машина работает спокойно и размеренно. А в 1991-1992 годах, когда столько всего нужно было успеть, становилось безумно жалко каждой потерянной минуты. Всякий раз, когда выяснялось, что надо ехать кого-то встречать, провожать, принимать и всегда в самое неподходящее время, – испытывал бессильное бешенство. Серьезные вопросы обсуждаются не на званых обедах и не на парадах. Вместе с тем, уклониться от этого протокола было абсолютно невозможно.