Осенью 1993 года мы довольно дорого заплатили за жизненно необходимые мероприятия по финансовой стабилизации, но создали немалый задел для решительного перелома во всей экономической конъюнктуре. Продолжив и интенсифицировав продвижение по этому направлению, было возможно уже в 1994 году добиться радикального снижения темпов инфляции, стабилизировать курс национальной валюты, снизить процентную ставку, заплатить за это неизбежную дополнительную политическую цену, но войти в 1995 год со стабильными финансами и серьезными предпосылками экономического роста на рыночных основаниях, что позволило бы уже тогда запустить механизм повышения благосостояния. А значит – и прийти к следующим парламентским и президентским выборам с видными, ощутимыми для людей результатами заработавшего рынка.
Обо всем этом я неоднократно в то время говорил президенту, пытался склонить его к энергичным действиям по всем направлениям. Он слушал, соглашался, но решений не принимал, явно откладывал их до выборов и принятия новой Конституции. Именно здесь особенно отчетливо проявилось уже известное мне качество его характера – склонность к резким переменам настроения, быстрым переходам от энергичных действий к пассивности. Правда, отчасти такое поведение его в тот период можно понять. Когда я вернулся в правительство в сентябре 1993 года, Виктор Степанович в первой же нашей беседе сказал мне, что президенту нелегко дались последние месяцы противостояния. Начав работать, я быстро в этом убедился и сам. Было ощущение, что президент смертельно устал от постоянного напряжения, от тяжести, лежащей на плечах, потерял значительную часть энергии, стал медленнее ухватывать главную мысль, стержень любого разговора. Отсюда, я думаю, и его просчеты в тактике во время разрешения кризиса сентября-октября 1993 года, и полоса политической пассивности, выжидания, последовавшая непосредственно за октябрьским кризисом.
Андрей Козырев позже говорил мне, что президент, на его взгляд, был готов к серьезному политическому прорыву в случае успеха демократов на выборах. Но успеха не случилось. Результаты декабрьских выборов стали для президента неприятнейшим сюрпризом. Когда появились первые предварительные итоги, он даже позвонил мне и спросил, подтверждают ли наши данные те, что поступают по каналам Центризбиркома. Настроение у него было подавленное, пожалуй, такое же, как в ночь с 3 на 4 октября.
Однако и после того, как результаты выборов стали известны, я был убежден, что единственно разумной стратегией остается линия на ускорение реформ. Да, у нас не будет большинства в новом составе Федерального Собрания. Но "Выбор России" теперь самая крупная фракция парламента, Конституция предоставила президенту широчайшие полномочия, а правительству – значительную меру автономии. Кроме того, у президента – и эффективное право вето, которое очень трудно преодолеть, и широкие возможности нормотворчества.
В целом политическая база для проведения последовательной реформаторской политики стала неизмеримо более благоприятной, чем в 1991-1992 годах. Еще раз пытаюсь убедить Ельцина в своей правоте. Прихожу к твердому убеждению – сейчас это невозможно: неудача на выборах воспринята им как сигнал к отступлению, политическому маневру, частичной смене ориентиров. Значит, проводить тот курс, в верности которого я убежден, не удастся. Тогда в чем смысл дальнейшего пребывания в составе правительства? Выполнять роль символа, обозначающего для Запада, для российских демократов» что реформы продолжаются? Это не для меня.
После выборов в правительстве произошли перестановки. Президент предложил мне продолжить работу в качестве первого вице-премьера. Однако к концу декабря – началу января я пришел к твердому убеждению: правительство в его нынешнем составе на новый тур серьезных реформ идти не готово. В нем снова возобладали идеи поиска немонетарных методов борьбы с инфляцией и отказа от экономического романтизма. Мои попытки проводить решения, которые считаю необходимыми, почти всякий раз стопорятся. На протяжении месяцев не могу даже выпустить постановление о давно назревшем сокращении штатов возглавляемого мной Министерства экономики.
Последней каплей стала шокирующая история с решением о строительстве шикарного административного дворца для парламента, о чем я уже вкратце говорил. Позвонил руководителю аппарата правительства В.Квасову, услышал заверение, что такого решения правительство не принимало. А через два дня получил его готовеньким прямо в руки.
На сей раз раздумывал недолго. Сел за стол, взял ручку:
Уважаемый Борис Николаевич!