Дни трепета

Мир и благоволение воцарились после ее слов, а также атмосфера удивительного покоя, покорности и тихой грусти. С тех пор, когда нашего Иосифа видели с Тахтамышем, идущими в булочную или овощной, соседи спрашивали с умилением:

— Выдаете дочку замуж?

— Выдаем потихоньку, — со вздохом отвечал Иосиф.

И когда пришла пора Тахтамышу исполнить свой мусульманский долг, отправившись ненадолго в Мекку, Йося даже слегка затосковал.

— Мекка — это по какой дороге? — спрашивал у Тахтамыша Иосиф. — А то у меня в туалете карта, я буду следить за твоим путем.

— Следи через Саудовскую Аравию, — уклончиво отвечал Тахтамыш. — Я быстро, Аркадьич, одна нога там, другая тут, к тому же скоро приедут мой брат с отцом, и вам не будет так одиноко.

— Но это же такие дали… — вздыхал Иосиф.

— Разве на Земле есть дали? — отвечал Тахтамыш.

— Что-то хочется сказать тебе хорошее, но ничего в голову не приходит, — он заявил мне на прощанье.

В ответ я взглянула на него столь страстно, что он чуть не упал. Я это умею, просто никогда не пускаю в ход. Но тут дело затягивалось, а мне уже поскорее хотелось начать продолжать род, причем не сумасшедших Пиперштейнов, это я нарочно сказала, чтобы уважить Йосю, а великих богатырей Забулистана.

И вот, не прошло и месяца — я не хочу затягивать повествование, — нам кто-то громко позвонил в дверь.

— Кто там? — спросил Йося.

— Это мы, — ответили из-за двери, — Ваши родственники.

— А по какой линии? — стад допытываться Иосиф.

— По линии Тахтамыша!..

Иосиф открыл. На пороге стояли два горбуна и карлика — приземистые, коренастые, в очень длинных брюках, с огромными сумками и чемоданами. Их вид заставил оцепенеть Йосю с Фирой, да и меня это пригвоздило к месту. Добрых пять минут мы пялили друг на друга глаза. Космическое безмолвие повисло у нас в прихожей, пока они заносили к нам свои вещи. Но Афросиаб — так звали отца Тахтамыша — мгновенно разрядил обстановку.

— Дай мне обнять тебя, дружище! — сказал он Йосе с уже знакомым нам по Тахтамышу радушием. — Кум! Кума! Пойдите ко мне, я вас обниму, чтобы косточки затрещали! А где красавица? — спрашивал он, поочередно заключая Йосю с Фирой в свои объятия. — Где наша белая лилия?

Тут я подхожу к нему, пусть не красавица, но с образованием. Серьезный человек, потрепанный житейскими бурями.

— Царица Тамара! — довольно-таки потрясенно воскликнул Афросиаб, чем вмиг, разумеется, покорил мое сердце.

Надо отметить, что Тахтамыш был наиболее респектабельный из всего их семейства. Он просто низкорослый, плотного сложения, но от него так и веяло солидным достоинством. В то время как его брат и отец являлись самыми натуральными лилипутами. Мы сразу даже не поняли, кто отец, а кто брат — карлики вообще все молодо выглядят.

— А это мой Тахтабай, — сказал Афросиаб.

— Я — вы нал — кар — мыр — лы, — хрипло произнес Тахтабай.

— Что он сказал? — спросил Иосиф со смесью ужаса и подозрения.

— «Мир вашему дому!» — приветливо перевел Афросиаб. — Он говорит по-русски, но у Тахтабая немного нарушен двигательно-речевой аппарат. По нему даже диссертацию защищали, — с гордостью добавил отец. — И снимок дали в энциклопедию — его ног!

— Вы большие люди! — сказала Фира, с трудом и не сразу обретая дар речи.

— У меня есть еще один, младший, как две капли воды похожий на меня, — сообщил Афросиаб. — Я могу благодарить судьбу за таких сыновей.

Он вел себя естественно, как хомячок. И сразу всюду начал совать свой нос.

— Хорошая у тебя комната — картошку хранить, — сказал он Йосе. — Светлая, холодная.

Иосиф напрягся и сглотнул.

— А что? У нас в Средней Азии, — сказал Афросиаб, — была дома одна комната специально для хранения яблок. Я помню, яблоки на столе кончатся, отец откроет дверь — и оттуда — не то что дух, а прямо яблочный ветер. И яблоки — красные, большие, целая комната! До февраля лежали, потом начинали гнить. Их ведь надо снимать с дерева руками, — втолковывал Иосифу Афросиаб. — И подвешивать за черенки, каждое в отдельности, тогда можно сохранить до лета.

— А ваш папа, — Иосиф принял крайне научно-административный вид, — он тоже был карликом?

— Нет, он был великаном, — ответил Афросиаб без малейшей заминки. — Тут будет склад огурцов, — делился он с нами своими мечтами, — тут лука… Вам, Иосиф Аркадьевич, следует приналечь на овощи. Недостаток овощей может пагубно отразиться на вашем здоровье.

И Афросиаб принялся расписывать на все лады достоинства белой узбекской редиски, как она хороша, тертая, со сметаной и с луком…

— От нее пердишь здорово, — вдруг сказал Иосиф.

Он ответил, возможно, с излишним высокомерием, но счел своим долгом немного охладить пыл Афросиаба.

Афросиаб в свою очередь посмотрел на Иосифа, как царь на еврея. В этом взгляде не было ни гнева, ни обиды, а только неодолимое желание скорее прописать всех своих сыновей в Москве, и было заметно, что ради этого он готов запродать душу дьяволу.

— Вам надо поправиться, Иосиф, — небрежно произнес он, — а то вы худой и агрессивный. Закусим, чем придется?

Они с Тахтабаем сели на стулья, а у них ноги до полу не достают.