— В понедельник венчание, — торжественно объявил Афросиаб, принимаясь за Фирину тушеную капусту. — Все как планировали — фиктивным браком в Елоховском соборе. Я договорился. Их будет венчать сам Питирим.
— Ну нет, — сказал Иосиф. — Я против.
— Почему? — удивился Афросиаб. — Вам не нравится сан Питирима? Или архитектура Елоховского собора?
— Мне не нравится ваш генетический код, — признался Иосиф. — Вы меня извините, — добавил он, — я всегда говорю то, что у меня на сердце. Бесконечно глубоки замыслы Господа, невежде не постичь, глупцу не понять. Но, Милочка, дочь моя, плоть от плоти моей, неужели ты хочешь нарожать кучу горбунов и карликов?
— Нет! — честно ответила я. — Я хотела родить кучу великих богатырей Забулистана.
— Я вам еще раз повторяю, мы не всегда были такими, — сказал Афросиаб. — Я в молодости был высоким и играл в баскетбол. Меня даже приглашали в сборную Йельского университета. Я просто отказался, потому что в этой команде играли одни негры…
— Что-то не верится, — засомневался Иосиф. — Я по телевизору смотрел — там в Америке у всех баскетболистов рост выше двух метров, а у некоторых даже выше трех!
— И у меня было выше трех, — сказал Афросиаб.
— Будто я что-то тут сочиняю, — обиженно сказал он, — пытаюсь кого-то обмануть, ввести в заблуждение. А мне скрывать нечего: меня, Иосиф, сглазили. Да-да, не удивляйтесь. У нас в ауле жил один нечестивый курайшит. Звали его Исмаил. То ли он был колдун, то ли одержимый, суть в том, что этот вот Исмаил был поганый язычник. И хотя всем цивилизованным народам давным-давно известно, что на свете есть только один всемогущий Аллах…
— Уже мы под эту песенку плясали, — сказал Иосиф.
— Он все еще поклонялся Солнцу, весне и Кузаху-громовержцу, — продолжил Афросиаб. — Раз как-то я его прищучил. «Свидетельствуй, — говорю, — что нет никакого Бога кроме Аллаха и пророка Мухаммеда!» Я думал, что сердце Исмаила смягчится, когда в него проникнет ислам. А он мне возьми и сунь под нос кукиш. С тех пор он меня стал преследовать насмешками и оскорблениями, хуля мою веру и унижая мое дело. Бывали случаи, когда он бросал в меня грязью, или украдкой выливал помои и нечистоты у порога моего дома. Однажды я
— Ну, хорошо, с вами все ясно, — задумчиво произнес Иосиф. — А ваш сын, Тахтабай? Разве его внешний облик не говорит о явных нарушениях генетического кода в вашем роду?
— Помилуйте! — замахал руками Афросиаб. — Какие там нарушения! У нас самый лучший генетический код в Казахстане и Средней Азии! Тахтабай был в детстве очень красивым мальчиком. Он снялся в трех фильмах известного режиссера Улугбекова. Его даже приглашали в Голливуд, но как раз перед поездкой он упал с качелей и повредил позвоночник. Естественно, ни о каких съемках за океаном не могло быть и речи.
— Он тяжело вздохнул и погладил по голове сына.
А Тахтабай сидит — руки свои рассматривает.
— Йося, Йося, — говорю я. — Неужели тебя не растрогала трагическая история этой семьи? Они и так хлебнули, горя! То колдуны, то качели… Давай полюбим их, и нам за это воздастся на небесах?!
Фира плакала уже чистыми слезами. Но Йося все еще подозревал неладное.
— Зачем ты кружишь голову людям, больным полиомиелитом? — сказал он мне с укоризной. — Вдруг это жулики?..
— Нет, Йося, это не жулики! — говорит Фира. — Я же вижу человека насквозь. А что он слова не выговаривает, так это пустяки. Я помню, когда я училась в университете, у нас в группе училась девушка на романо-германском отделении. Ее спрашивают: как будет «рыба»? Она: «фиш». — «„Фыш“ надо говорить!» — «Фиш!» — «Фыш!» — «Фиш!» — «Скажи: „рыба“! — „Риба!“…»
— Женщина! — говорит Йося. — У вас с Милочкой рассудка кот наплакал, а я ответственный квартиросъемщик.
— Да что бояться?! — воскликнул Афросиаб. — Почему страхи так наполняют ваши души, люди???