Дни в Бирме. Глотнуть воздуха

Флори до сих пор не научился понимать ее и не заслужил настоящего доверия. Но внешне, во всяком случае, между ними все было не так уж плохо. Иногда он раздражал ее, но то хорошее впечатление, что он произвел на нее в первое утро, еще не стерлось. Странное дело, но она почти не замечала его родимого пятна. И была рада послушать его рассуждения на определенные темы. К примеру, об охоте – она, похоже, испытывала к ней интерес, что нечасто бывает у девушек. Также ей нравилось слушать о лошадях, но Флори знал о них не очень много. Он пообещал как-нибудь взять ее с собой пострелять дичь, когда будет время хорошенько подготовиться. Им обоим не терпелось выбраться вдвоем в джунгли, хотя их ожидания на этот счет не вполне совпадали.

11

Флори с Элизабет шли по базарной дороге. Было утро, но воздух до того раскалился, что казалось, тебя омывает горячее море. Навстречу им тянулись с базара бирманцы, шаркая сандалиями, и семенили, тараторя, девочки, по четыре-пять в ряд, с лоснящимися воронено-черными волосами. С краю дороги, на подходе к тюрьме, валялись обломки каменной пагоды, разрушенной мощными корнями фигового дерева. Из травы смотрели сердитые физиономии демонов, вырезанных в камне. Неподалеку другое фиговое дерево обвилось вокруг пальмы, вырывая ее из земли и клоня назад, словно в схватке, длившейся не одно десятилетие.

Вскоре Флори с Элизабет подошли к тюрьме, массивному квадратному строению с блестящими бетонными стенами, двадцать футов в высоту и двести ярдов в длину по каждой стороне. Вдоль парапета важно прохаживался павлин, живший при тюрьме. Показались шестеро заключенных, понуро кативших тяжелые тачки с землей, под охраной индийских тюремщиков. Это были матерые, крепкие зэки, одетые в грубую белую форму и конусные шапочки на бритых головах. Лица у них были серые, необычайно плоские и зашуганные. При каждом шаге позвякивали колодки на ногах. Мимо прошла женщина, держа на голове корзину с рыбой. Над корзиной кружили две вороны, норовя что-нибудь стащить, и женщина вяло помахивала одной рукой, отгоняя их.

Впереди слышался многоголосый гомон.

– Базар прямо за углом, – сказал Флори. – Думаю, это базарное утро. Забавное зрелище.

Он попросил Элизабет составить ему компанию, заверив ее, что ей будет интересно. Они обогнули угол. Базар, обнесенный забором, напоминал большой загон для скота, с низкими стойлами по периметру, крытыми почти сплошь пальмовыми ветвями. Загон был полон людей, шумевших и толкавшихся; в глазах рябило от их разноцветной одежды, напоминавшей огромный живой ковер. За базаром несла воды бурная грязная река. По течению с приличной скоростью проносились коряги и прочий мусор, сбивавшийся в кучи. Вдоль берега покачивались на волнах пришвартованные сампаны с острыми носами, на которых были нарисованы глаза.

Флори с Элизабет остановились, глядя на все это. Мимо проходили женщины, удерживая на головах корзины с овощами, и детвора, глазевшая на европейцев. Старый китаец в джинсовом комбинезоне, вылинявшем до небесно-голубого, бережно нес кровавый шмат свиных потрохов.

– Давайте пройдемся по рядам, хорошо? – сказал Флори.

– Это нормально – ходить в толпе? Все такое ужасно грязное.

– О, все нормально, нам дадут пройти. Вам будет интересно.

Элизабет неохотно пошла за ним. Ну, почему он все время водил ее по таким местам? Почему он вечно таскался с ней к «туземцам», пытаясь пробудить в ней интерес к ним, к их грязным, мерзким обычаям? Во всем этом было что-то предосудительное. Тем не менее она пошла за ним, не в силах внятно выразить свое недовольство. На них накатила волна душного воздуха, пропитанного чесноком, вяленой рыбой, потом, пылью, анисом, гвоздикой и куркумой. Толпа обтекала их, кишмя кишели коренастые крестьяне с бурыми лицами, сухощавые старики с седыми узлами волос на затылке, молодые матери с голыми малышами на бедре. Фло путалась под ногами, вызывая недовольные возгласы. Низкорослые крестьяне, увлеченно торговавшиеся с продавцами, не замечали Элизабет и задевали ее крепкими плечами.

– Смотрите! – сказал Флори.